– Не знаю, но у меня гадкое предчувствие. Похоже, я очень скоро выясню, в чем дело, правда?

Пушка номер тридцать три, самая мощная из восьми выведенных, отделилась от группы, заскользила вбок. При всей своей массивности двигалась она плавно, грациозно – мощные маневровые двигатели, сверкая выхлопами, перемещали ее с помощью точных и экономных импульсов. Вольева глянула на браслет.

Заработали гироскопы орудия, разворачивая внешнюю раму. Медленно и зловеще, будто огромный железный палец, указующий на осужденного, пушка развернулась к цели.

И нацелилась она на «Ностальгию по бесконечности».

Проклиная себя, Вольева наконец поняла, в чем дело.

Капитан решил свести счеты с жизнью.

Следовало предвидеть такую возможность. Выход Бреннигена из кататонии был всего лишь уловкой. Он с самого начала хотел покончить со своим жутким и жалким состоянием. А Вольева дала ему идеальный инструмент. Умоляла предоставить в ее распоряжение пушки, а он согласился – и с такой подозрительной легкостью.

– Капитан!

– Прости, Илиа. Я должен это сделать.

– Нет! Ты ничего никому не должен!

– Я знаю: ты хотела понять и думала, что все поняла, но это совершенно за пределами твоих возможностей – представить, каково мне на самом деле.

– Капитан, прошу, не спеши! Давай поговорим. Если чувствуешь, что не можешь больше, не справляешься, так расскажи мне, поделись. Мы вместе что-нибудь придумаем.

Пушка закончила разворот. Ее раскрывшаяся цветком оконечность уставилась на темный корпус субсветовика.

– Илиа, время обсуждений давно прошло.

– Мы сможем! – выкрикнула она в отчаянии, не веря себе. – Мы найдем способ вернуть тебя, сделать нормальным человеком!

– Илиа, не говори чепухи. Случившееся со мной необратимо.

– Но мы придумаем, как облегчить твое существование, избавить тебя от страданий! Больше того, ты сможешь радоваться жизни, я обещаю! Капитан, мы сможем! Вместе добьемся чего угодно! Нужно только захотеть!

– Ты и правда ничего не понимаешь. Дело не в том, во что я превратился. Я больше не могу жить с тем, что совершил.

Пушка замерла, нацелившись точно в середину звездолета.

– Я знаю, что ты убил человека и завладел его телом, – ответила Вольева. – Это страшное злодеяние, Садзаки не заслуживал такой участи. Но разве ты не понимаешь, что уже расплатился за свое преступление? Садзаки умер дважды. Сперва погиб его разум в его же теле, потом его разум – в твоем. Вот оно, наказание, – и видит бог, оно очень суровое. Капитан, нет нужды снова искупать вину. Что сделано, то сделано. Ты тоже пострадал. Случившееся с тобой кто угодно сочтет достаточной расплатой. Да ты уже тысячу раз переплатил за содеянное!

– Но я помню, что сделал с ним. Хорошо помню.

– Конечно! Только это не значит, что нужно казнить себя!

Вольева глянула на браслет. Пушка разогревалась. Еще чуть-чуть – и придет в боевую готовность.

– Нужно, Илиа. Пойми, это не прихоть. Я принял решение очень давно. Тебе и не представить, как давно. Всегда, разговаривая с тобой, я преследовал одну цель – прекратить свое существование.

– Ты мог бы покончить с собой, пока я была на Ресургеме. Почему сейчас?

– Почему сейчас? – Капитан издал жуткий хрип, похожий на смех. – Ну разве не очевидно? Какой прок от правосудия, если ему нет свидетелей?

Браслет сообщил: орудие готово к стрельбе.

– Ты хочешь, чтобы я это видела?

– Конечно. Ты всегда была для меня особенной. Разговаривала со мной, когда я болел. Стала для меня лучшим другом. Ты сможешь понять.

– Но я тебя и сделала чудовищем!

– Твоей вины тут нет. Тогда это было необходимо. В самом деле, я нисколько не в обиде.

– Пожалуйста, остановись! Ты же погубишь не только себя.

Илиа понимала, что сейчас необходимо сказать самые правильные, самые проникновенные слова.

– Капитан, ты нам необходим. Нам нужны пушки, которые ты несешь в себе. Нужна твоя помощь в эвакуации Ресургема. Твоя смерть повлечет за собой гибель двухсот тысяч человек. Это будет новое преступление, страшнее всех прежних, – но искупить вину ты уже не сможешь.

– Прямой моей вины в гибели этих людей не будет.

– Капитан, умоляю, не делай этого!

– Илиа, отведи шаттл прочь. Не хочу, чтобы ты пострадала при взрыве. Я никогда не желал тебе зла, мне всего лишь нужно, чтобы ты стала свидетелем моей смерти. Верю, ты меня поймешь.