А пока — «Ой, так это вы! Извините, пожалуйста! Извините! Нас предупредили, но мы же вас не знали…» — Теперь блондинка становится по-настоящему красивой, она доброжелательна и любезна — спустя некоторое время ты ей мягко намекнул: так бы надо и с клиентами… А еще спустя время вы подружились с Ниной, она стала верным союзником и немало помогла тебе в нередких поначалу разборках с новыми коллегами.

Говорят, Нина Шанто (такая фамилия досталась ей от бывшего мужа-венгра) скончалась совсем нестарой… Царство ей небесное — славный был человек. И умница. Жаль.

Спустя всего год — ты и Каган оба в «Патенте», возникшем только что из ваших служб. Это вы его «возникли». Каган теперь — директор, ты — его первый «зам». По издательству — при твоём и при его назначениях на должности — прокатилось активное, хотя чаще тайное недовольство кадровиков. Все же — Комитет по изобретениям при Совмине Союза. Теперь это ваше ведомство: Михайлов Олег Александрович, директор вашего института, сумел настоять — ему нужно было вытягивать провальные службы, а вы — умели и могли.

Однажды тебе случилось быть в его кабинете, когда начальник отдела кадров (он же — «ПВО» — противовоздушая оборона, если кто не помнит, — обычное должностное совмещение тех лет), косясь на тебя, сидящего в углу, чуть поодаль от стола Михайлова, прошептал: «Но она — гречанка…». Разговор шел о приеме в институт, кажется, новой машинистки. — «А как у нас с греками — план выполнен? Или пока — нет?» — с серьезным видом спросил кадровика Михайлов. «Олег Александрович, с греками у нас все в порядке», — заглянув в принесенную с собой папку, доложил тот директору. «Ну, тогда берите гречанку!» — улыбнулся Михайлов. Умница, он много лет прослужил в ЮНЕСКО в качестве заведующего библиотекой, и теперь, вернувшись в страну, получил это назначение.

Еще год, два… три… Теперь «Патент» — объединение, с самой-самой информационной техникой, с филиалами, с издательскими и исследовательскими службами — прообраз вполне современного капиталистического предприятия. Тогда, в СССР! Свой бюджет, который надо обеспечить любой ценой. Чаще всего ценой бессчетных часов, проводимых там вами ежедневно, а то и еженощно. Но зато и свой транспорт — сначала полугрузовой микроавтобус, его ваши кураторы — любители грибной охоты, бывало, заимствовали на выходные дни, тогда вам довелось побывать, и не раз, в «Лесных далях», на правительственных дачах.

Впечатляло там всё: и «закрытые» магазины — для своих, и кинозал, и охрана по периметру на подъезде за километр до дач. Летом там обосновывался Евгений Иванович Артемьев, зампред вашего ведомства, с женой Ларисой Григорьевной, теткой вздорной и требовательной, ее и сам Артемьев побаивался. Не то было на службе: «Половец, — поучал он тебя, когда ты заходил к нему с ходатайством за кого-то провинившегося, — учти: на работе лучше иметь твердый шанкр, чем мягкий характер!». И первым смеялся остроте. Хотя к самому нему относились сослуживцы и подчиненные неплохо, чему способствовало, кроме прочих достоинств, чувство юмора, которое у него присутствовало в полной мере.

А в «Лесных далях» спустя три десятилетия ты оказался сам, в качестве отдыхающего, по купленной через обычное турагентство в Москве путевке. Да, нормально — но ничего особенного. Ну, не совсем — «ничего». Стандартные корпуса со стандартными же чистыми номерами, коридорными дежурными (с одной из них ты разговорился — архитектор, другой работы не находится, а жить надо: «Вот, устроилась как-то здесь»). Недорогая столовая с неплохим меню — да, закрытый бассейн — да, лес — да, действительно, хорош. Только до райских кущ сегодня не дотягивает… Да.

Появились в «Патенте» потом и легковые машины — для тебя с Каганом, водители в три смены, что при вашем графике совсем не было излишней роскошью.

Забавный эпизод: Суворовский бульвар, Дом журналиста. Час-другой после работы, когда удавалось, провёл здесь с приятелями в пивном баре — глядишь, скоро ночь. Ты подходишь к телефону на столике вахтера у входа, набираешь номер дежурного: «Патент?» — пришлите Калошина на Суворовский». Так бывало не раз и не два. Вахтер, обычно всегда тот же, отставник-военный, но и, наверняка, на действительной службе в «органах», стал встречать тебя полупоклоном — «Патент?» — и протягивал телефонную трубку, не дожидаясь, когда ты ее возьмешь сам. «Патент» — значит, такой пароль, как же иначе! И значит, — свой, значит, коллеги…

А Коля Калошин, водивший в вечерние часы твой служебный «Москвичок-универсал», оказался одним из немногих, кто пришел через несколько лет тебя проводить в эмиграцию. Хотя и работал в правительственном гараже. Такое не забывается: спасибо тебе, Коля.

Когда-нибудь потом ты расскажешь: о том, как Каган, полагаясь на безусловную поддержку ваших кураторов и на свои личные надежные (так ему казалось) связи с руководителем Всесоюзной Торговой палаты, обладателем замечательной фамилии Питовранов, с его коллегами (известными своей службой «там»), затеял гонения на «недругов», между прочим, еще недавно им же самим на работу приглашенных… А к тому времени в «Патент», помимо издательских, входили «элитные» службы — отделы патентных исследований, лицензионный.