Половец Александр Борисович
Шрифт:
Настороженность звучала и в словах в целом оптимистично настроенного Марка Розовского.
— Конечно, положение сложное. Силы, готовившие путч, живы, хотя и подобрали когти. Знаешь, раненый зверь в своей агонии может быть страшен. Наивно думать, что 18 миллионов коммунистов сгинули без следа. Возможна агония режима. Я не исключаю самых разных ее форм — и террористические акты тоже. Сейчас самое главное — передышка. Я бы сказал, что по-настоящему перестройка началась лишь 21 августа. До этого все саботировалось коммунистами — они, например, делали все, чтобы Москва задохнулась без продовольствия. Я часто езжу по стране. Веришь — вся страна сегодня живет лучше, чем Москва.
Николай Лавров, высказывая свои опасения, был более конкретен:
— Эйфория первых послепутчевых дней прошла. Повседневная жизнь берет свое, и сегодня уже ясно: если в течение двух-трех месяцев на полках не появятся продукты, народ не поймет, что именно сейчас то время, когда надо потуже затянуть пояса и терпеть, то есть пойти на то, к чему всегда призывали советские власти. Ведь только теперь впервые забрезжил свет в конце туннеля. Но люди вконец измучены, и в массе своей такой призыв не примут.
Вот если бы появились продукты, они поверили бы — есть стимул работать. Неважно, где взять деньги — продажей ли неприкосновенного запаса золота, территорий ли… Что нам эти Курилы, голодными смотреть на них и знать, что они наши? Вон на рынке мясо уже 80 рублей килограмм, а того и гляди, будет 160… Кто же его сможет купить?
— Ну, хорошо, продадут какие-то земли… Так территория ведь — не шагреневая кожа, она не растягивается бесконечно! И золотой запас, говорят, уже на исходе…
— Главное, заставить людей поверить! — упрямо повторил Лавров.
А вот комментарий студенток. Ира и Вера:
— Настроение у наших сверстников — беспросветная тьма.
Какая это демократия — болтовня сплошная! Нужно немедленно ввести в полной мере частную собственность — тогда люди будут работать. Все ужасно надоело. После путча первые дни была какая-то надежда, люди стали прислушиваться к призывам сверху… А сейчас — все, как было до него. Я три дня слушала правительственные дебаты, — заключила Ирочка, — и бросила. Они все обсуждают, кто где был эти три дня.
— Болтовня! — жестко повторила за нею сестра. — Такое ощущение, что тебя надурили…
И ведь действительно так, заметил наш собкор в Москве Валерий Бегишев, когда я передал ему этот разговор. Вот рассуди, что они делают. Автомобили делят! Расформировали базу ЦК КПСС — сотни машин освободились. Ну, спросили бы народ — кому нужнее? Ведь у нас больницы без машин, детские сады, таксопарки… Все подобрала под себя новая номенклатура! Отданы машины Совету Министров России и ее Верховному Совету.
А что с продовольствием? Кому об этом лучше знать, как не работнице продовольственного магазина — и я привожу ее рассказ:
— Существует ведь где-то еда. Я не говорю о той, что растаскивается в пути — как было с помощью Чернобылю. Под Москвой стоят неразгруженные вагоны — некому работать. Набирают студентов, приходят ребята, начинают таскать ящики — и вдруг, невесть откуда, появляются здоровые спортивного вида мужики: вам, говорят, сколько здесь платят? Двадцать рублей? Вот вам тридцать — и убирайтесь отсюда, чтобы духу вашего здесь не было. Это мне моя племянница рассказывала — она была среди этих студентов.
Или возьмите наши кооперативы. Это же на 80 процентов спекулянты! Закупают товар в государственных магазинах и перепродают его по тройной цене. На прошлой неделе у нас в магазине продавался ликер «Вишенка» — по 7 рублей бутылка. Раскупили мгновенно. А сегодня он в кооперативных лотках по 50 рублей! Если бы я взяла себе ящик ликера и перепродала его — меня тут же арестовали бы. А им — можно. Или еще пример: в нашем же магазине раскупают муку, как только появится, опять же по госцене. И мясо — добавив мяснику «на лапу». Напекут из нее пирожков и продают втридорога! Нет, чтобы договор с совхозом заключить…
— Так ведь они же вкладывают свой труд в эти пирожки! — попытался возразить ей я.
— Чего там…
Мое замечание повисло в воздухе.
Рясной картину происходящего описывал более масштабно. И — более зловеще:
— Республики размежевываются, все хозяйственные и экономические связи разорваны. Знаешь, чем это кончится? Огромным витком инфляции. И большим голодом. Вот тогда народ снова выйдет на улицы — но уже по-серьезному.
Эмоциональный подход в оценке стоящих перед страной проблем в комментарии Юрия Субботина отступал на второй план — со мной говорил аналитик.