Половец Александр Борисович
Шрифт:
Несколько слов и о них, как официальная справка:
«Радиостанции «Свобода/Свободная Европа» — беспрофитныв американские организации, вещающие еженедельно более 1000 часов. Это — не подлежащие цензуре сводки новостей, международных и внутриамериканских, общественные, политические, исторические комментарии, культурная и религиозная информация — на Россию, Чехию, Словакию, Венгрию, Румынию, Болгарию, Эстонию, Латвию, Литву, Афганистан. Радио «Свободная Европа» основано Конгрессом США в 1949 году, Радио «Свобода» — в 1951-м; объединены они в рамках одной организации в 1976 году. Их штаб-квартира находится в Вашингтоне. Управляются станции частными гражданами США, не являющимися госслужащими.»
Передачи этих станций имеют, — писал я, — главным образом, политическую направленность, и ориентированы они как раз на ситуацию внутри регионов, где живут их слушатели — Восточная Европа, например. С прекращением холодной войны (если допустить, что она действительно прекратилась) бюджет этих станций по настоянию либеральной части Конгресса США непрерывно урезался. И кончилось (опять же, если поверить, что на этом кончилось) урезание бюджета перемещением радиостанций и тех сотрудников, кто пожелал следовать за ними, из дорогостоящего Мюнхена в более доступную Прагу.
Но вот, вопреки всему, сегодня станции выросли в мощную корпорацию с представительствами в других странах, в том числе и в Москве. Такие дела…
А что — «Голос Америки»? Ко дню нашей встречи бюджет радиостанции сократился на много миллионов долларов, часы вещания — почти вдвое. И почти одновременно внутри русской службы, в отношениях между сотрудниками отдела — и с руководством, и друг с другом — возникли коллизии, приведшие к так называемому «падению морали».
Иначе говоря, — к ссорам, взаимным обвинениям в некомпетентности и лени, к жалобам руководству и на руководство, выплеснувшимся на страницы американской прессы. В том числе — русско-американской. Результат: некоторые из сотрудников (включая и руководящих) больше там не работают, некоторые переведены на другие, не всегда лучшие должности. Изменилось ли качество передач за это время? И если да — то в какую сторону?
Жил я в Америке к тому времени достаточно долго, чтобы обрасти многими знакомствами, и в Вашингтоне — тоже: с кем-то из работающих на «Голосе» меня связывали не только профессиональные отношения, но и, в определенной степени, дружеские. Таким образом, интерес мой к дальнейшей судьбе «Голоса» носил и личный характер.
Словом, я собирался в Вашингтон. И вот — «Вашингтон» приехал сюда сам и готов к встрече. Разумеется, я с энтузиазмом подтвердил желание встретиться с гостями Лос-Анджелеса. И, сразу после симпозиума, наши собеседники, а их было двое — Кевин Клоуз и Джозеф О'Коннелл — сидели в в моем кабинете, прихлебывали кофе и отвечали на вопросы — мои и Сая Фрумкина, нашего политического комментатора.
Говорят, понедельник — день тяжелый. В нашей редакции такой — вторник. И гости, готовые к тому, что беседа с ними время от времени будет прерываться заглядывающими ко мне коллегами, не смущались этим обстоятельством. Тем более, что Клоуз и сам в недалеком прошлом журналист: в его послужном списке 14 лет работы в «Вашингтон Пост» — от редактора отдела городских новостей до заместителя главного. А в промежутке — 4 года в качестве шефа Московского бюро этой газеты, с 1977-го по 81-й год. На нынешнюю должность он назначен в январе 97-го — после того как около 5 лет был директором Радио «Свобода». И еще — пять написанных книг, в их числе заслужившая особую награду пресс-клуба — «Россия и русские: внутри закрытого общества». Профессионал, словом, да еще какого класса!
Итак — гости в редакции. Вообще-то, должна была с ними быть еще госпожа Эвелин Либерман, нынешний директор «Голоса Америки», она отсутствует. Но вот, двое высоких гостей (и не только по чину: это действительно рослые, импозантные джентльмены в превосходно скроенных костюмах; именно так и должны, по-видимому, выглядеть правительственные чиновники их ранга) приветливо улыбаются, сидя напротив нас — меня и Фрумкина.
Причина визита становится ясной с первых минут беседы. Ну да, конечно: познакомиться с ведущим русско-американским изданием. Но главное — донести через него читателям, что Америка будет и впредь говорить по-русски с миллионами российских, в данном случае, граждан, живущих там.
Конечно, мы предвидели тему и даже «подбросили» ее собеседникам, начав разговор с замечания Сая о том, что российским средствам массовой информации народ доверяет все меньше и меньше. Причин тому немало: это и пришедшая на смену подцензурному существованию прессы советских времен ее нынешняя вседозволенность, ангажированность нынешних российских изданий.
Здесь я позволю себе небольшое отступление. Московский журналист, будучи в Лос-Анджелесе, в беседе со мной поведал следующее. Он представляет один из самых популярных и, стало быть, многотиражных российских еженедельников, входя, скажем, в первую их пятерку. Добавлю — независимых, т. е никем пока не купленных.
— Я, — рассказывал мне журналист, назовем его Владимиром, — пытался недавно уговорить нашего главного редактора дать один острый материал, героями которого были отчасти финансовые тузы и отчасти — правительственные.
— Да ты что, хочешь, чтобы нас закрыли? — ответил главный.
— Как? — не поверил я Владимиру, — …закрыть независимое издание в свободной стране?
— А так. В России — сегодня можно. Лишить бумаги — через свои каналы «попросив» об этом поставщика. Лишить рекламы — опять же, «попросив» об этом рекламодателя. Лишить банковских кредитов — «попросив» об этом банкира. Лишить розничной продажи — «попросив» об этом дистрибютора. Наконец, устроить так, чтобы сам издатель захотел если не заткнуть рты подопечным журналистам и если не закрыть совсем, то продать свое детище. На него-то повлиять способов есть предостаточно. Кстати, знаете, сколько за последние годы погибло в России издателей, редакторов, журналистов? Вот-вот…