Делится воспоминаниями Валерий: «Я приехал около половины десятого утра и пошел в консульство переодеваться. Распахнул дверь в первый кабинет, смотрю — за столом сидит Павел, а справа, спиной к окну, вчерашний американец. Весь какой-то взъерошенный, помятый, небритый, вид затравленный и еще более нервный, чем накануне. Я поздоровался, он кивнул в ответ. Павел тоже какой-то напряженный, он обратился ко мне: «Слушай, помоги, что-то толком не пойму, чего он хочет». Не вступая в разговор с Освальдом (а это был он), я объяснил Павлу, что посетитель был уже вчера, я дежурил в консульстве и принял его, он просит визу для немедленной поездки в Союз, где уже жил и женился на русской. За это якобы его преследуют власти США, за ним следит ФБР. Поэтому я передал его Олегу, он с ним занимался и все ему объяснил.

В это время Освальд, обращаясь ко мне по-английски, торопливо начал пересказывать свою историю. Он сообщил, что несколько лет тому назад уволился из армии США, туристом поехал в Союз, где остался по политическим мотивам, некоторое время проживал в Белоруссии, там же женился на русской, затем вернулся в Соединенные Штаты. Делал намеки на то, что выполняет какую-то секретную миссию, но какую и для кого, не сказал. Далее заявил, что является коммунистом и членом американской организации в защиту Кубы. Перебив его монолог, Павел заметил, что раз он был в Советском Союзе, жил там и работал, то, наверное, может объясняться на русском языке, и с неодобрением посмотрел на него. Освальд перешел на ломаный русский язык, на котором и протекала вся дальнейшая беседа за исключением отдельных слов, когда он испытывал затруднения в выражении какой-то мысли по-русски и вставлял английские слова.

В Союзе, по его словам, он мечтает вернуться к прежнему месту работы, чтобы жить спокойно вместе с семьей. С заметной теплотой при этом отзывался о жене и ребенке. Освальд был сильно возбужден, а при упоминании ФБР вдруг сорвался на истерику, заплакал и стал сквозь слезы причитать: «Я боюсь… меня убьют… пустите меня…». Повторяя вновь и вновь, что его преследуют и даже здесь, в Мексике, за ним следят, он сунул правую руку за левый борт куртки, достал револьвер и со словами: «Вот, я хожу с оружием, чтобы защищаться…», — положил его на столик, за которым мы с ним сидели друг против друга. Я оторопел и взглянул на Павла. Тот слегка побледнел: «Ну-ка дай мне эту железяку…». Я взял револьвер со стола и протянул Павлу. Освальд всхлипывал, вытирая слезы, и на мои действия никак не реагировал. Павел откинул барабан, высыпал в руку патроны и убрал их в ящик стола. После этого протянул револьвер мне, я положил его на прежнее место. Освальд по-прежнему всхлипывал, как-то съежился и безучастно наблюдал за нашими манипуляциями с его оружием. Павел встал, налил стакан воды из графина и протянул Освальду, он отпил немного и поставил стакан перед собой.

В это время в кабинет буквально влетел Олег со спортивной сумкой и изумленно остановился, оглядывая всю нашу компанию. Я взглянул на часы. Было начало одиннадцатого, на волейбол мы опоздали».

Касаясь переписки с советским посольством в США, тоже по поводу переезда в Союз, Освальд отозвался о сотрудниках консульства как о равнодушных чиновниках, которые казенно отнеслись к его просьбе и просто не хотят его понять.

Постепенно он стал успокаиваться, очевидно, смирившись с тем, что не сможет вот так, на скорую руку, получить от нас визу. К предложенным бланкам анкет не притронулся. Состояние сильного возбуждения сменила подавленность. Когда ему дали понять, что тема разговора исчерпана, Освальд поднялся со стула и стал запихивать револьвер то ли под куртку, то ли в карман, то ли за пояс. Обращаясь к Валерию, он опять что-то сказал по поводу слежки. Павел достал из ящика стола патроны, протянул их Освальду, который опустил их в карман куртки. Попрощались, кивнув друг другу.

Уходя, Освальд все твердил, что боится возвращаться в США, так как там его убьют, и грозился защищаться, если от него не отстанут.

После ухода Освальда мы втроем остались в консульстве, чтобы обменяться впечатлениями об этом странном посетителе. Его нервозность во время разговоров, сбивчивая, подчас не очень логичная речь, стремление уйти от ответов на конкретные вопросы, переходы от сильного возбуждения к подавленному состоянию давали основание предположить, что у него неустойчивая психика или по крайней мере сильное расстройство нервной системы. Насколько был обоснован его страх за свою жизнь в США, нам трудно было судить, ибо он уклонялся от прямого ответа на вопрос, кто угрожает его убить.

Но хотя его приезд в Мексику и был расценен нами как некая блажь, мы решили все же доложить в общих чертах в Центр о его посещениях.

Договорились между собой, что Павел и Валерий тотчас же поставят в известность резидента и предложат проект шифровки в Москву, включив туда информацию о визите Освальда в посольство накануне. В тот же день сообщение должно было пойти в Центр. Какой-либо реакции оттуда не последовало, но мы на это и не рассчитывали, так как сообщали «для сведения».

Резиденту об Освальде мы доложили, но не до волейбола, как планировали накануне, а вместо него. Команда дипломатов проиграла, возможно, отчасти и из-за нашего отсутствия. Но могли ли мы тогда предполагать, что, пропустив волейбольную игру посольского масштаба, мы стали участниками трагической международной загадки, не разгаданной по сей день.

Несколько дней после беседы с психованным субботним посетителем мы испытывали чувство вины за поражение нашей волейбольной команды, в игре которой мы не смогли участвовать. Но долго предаваться унынию нам не пришлось: в начале октября в посольство и к нам, в резидентуру, из Москвы поступили сообщения о предстоящем в этом месяце визите в Мексику первого космонавта Юрия Гагарина и первой женщины, летавшей в космос, — Валентины Терешковой. По линии посольства на консульский отдел возлагалась ответственность за встречу космонавтов в аэропорту и доставку их в посольство, и много хлопот предстояло в последующие дни. Ну а указание Центра резидентуре было привычным — обеспечение безопасности делегации.

После отъезда космонавтов началась подготовка к празднованию очередной годовщины Великой Октябрьской революции, а затем наступила пора подведения итогов года и составления плана работы на следующий.

За всеми повседневными заботами в течение этих двух месяцев мы абсолютно забыли о нашем странном сентябрьском посетителе, о котором тогда сочли целесообразным информировать Центр. Мы и думать не думали, что наше сообщение о нем, превратившееся потом в наш спасательный круг, не только держится на плаву, но и попало, как говорится, «в струю» и мотается от берега к берегу, то есть от организации к организации. Чтобы узнать подробности, перенесемся, как пишут в романах, из Мехико в Москву.