Я доложил об этом разговоре товарищу Молотову, сначала по телефону, а затем устно. Устный разговор состоялся несколько позже. Полагая, что меня могут перевести на работу в МВД, я сказал товарищу Молотову, что хотел бы остаться в МИД СССР. Однако товарищ Молотов, ничего не сказав мне о записке Берия, дал понять, что речь идет об ином предложении, против которого ему трудно возражать. (Этот абзац отчеркнут на полях В.М. Молотовым. – Б. С.)

Второй телефонный разговор с Берия состоялся (также после предварительного звонка его помощника), насколько я помню, уже после решения Президиума ЦК КПСС от 12 июня. Берия предложил мне явиться к нему в понедельник, 15 июня 1953 г.

В понедельник я был на приеме у Берия вечером. Разговор продолжался примерно 15–20 минут.

Берия начал беседу с того же, что и в телефонном разговоре: как я попал в МИД? Я ответил. Берия заявил, что решение о моем назначении в МИД было ошибочным, неправильным, не мотивируя почему. Я ответил, что «мое дело солдатское». Когда ЦК решает вопрос о моей работе, я не могу рассуждать, правильно ли это или неправильно, а обязан выполнять решение, как и всякое другое. (Этот абзац отчеркнут на полях В.М. Молотовым. – Б. С.)

Берия возразил: ваше дело не совсем солдатское. И даже вовсе не солдатское. И тут же перешел к следующему тезису, что белорусы удивительно спокойный народ. На руководящую работу их не выдвигают – они молчат, хлеба дают мало – они молчат. Узбеки или казахи на их месте заорали бы на весь мир. Что за народ белорусы? (Этот абзац отчеркнут на полях В.М. Молотовым. – Б. С.)

Не зная, с каким заклятым врагом партии и народа я имею дело, я принял эти слова как произнесенные не всерьез и помню, что ответил Берия, что белорусы – хороший народ.

Затем Берия спросил меня, как я оцениваю Патоличева. Я пытался дать краткую объективную характеристику тов. Патоличеву, но Берия прервал меня, сказав, что я напрасно развожу «объективщину», что Патоличев – плохой руководитель, пустой человек. (Это предложение отчеркнуто на полях В.М. Молотовым. – Б. С.). После этого Берия заявил, что он написал записку в ЦК КПСС, в которой подверг критике неудовлетворительное положение дел в Республике с осуществлением национальной политики, а также с колхозным строительством. Кратко пересказав содержание записки, Берия заявил, что надо поправлять положение, что мне предстоит это делать. При этом Берия сказал, что я не должен искать себе «шефов», как это делали мои предшественники.

Я ответил, что «шеф» в партии есть один – Центральный Комитет партии.

Берия заметил: «И Правительство». Я сказал, что это само собой разумеется, так как ЦК партии и Правительство неотделимы друг от друга.

Берия вновь заявил мне, чтобы я не искал себе «шефов». Это уже звучало как предостережение или угроза, ибо сказано было очень резко (Это предложение отчеркнуто на полях В.М. Молотовым. – Б. С.) Я ответил, что учту его совет.

Затем Берия осведомился, читал ли я его записку о Белоруссии. Я ответил, что ничего не знаю об этой записке. Берия тут же предложил сотруднику принести записку и завизировал ее на мое имя.

Вслед за этим Берия сказал мне, что министром внутренних дел БССР назначен Дечко, а также назначен ряд новых областных управлений МВД – белорусов, предложил познакомиться с ними, сказал, что надо поддерживать чекистов (с разрешения Президиума ЦК КПСС, Берия своим приказом освободил министра внутренних дел Белоруссии М.И. Баскакова и назначил министром белоруса М.Ф. Дечко, обязав его «…принять меры к укомплектованию кадров МВД Белоруссии проверенными местными кадрами». – Б. С.). Я ответил, что чекисты не могут обижаться на отсутствие поддержки со стороны ЦК КП Белоруссии. Берия заявил вновь, что «надо поддерживать чекистов, у них острая работа, а долг чекистов – поддерживать Вас». После этого Берия встал, давая понять мне, что разговор окончен, но в заключение в третий раз сказал, уже не помню в какой связи, чтобы я не искал себе «шефов».

После ухода от Берия я зашел в его секретариат, где меня ознакомили с запиской Берия в ЦК КПСС о Белоруссии. Вслед за тем мне прислали ее в Минск.

Будучи до предела загружен работой в связи с подготовкой к Пленуму ЦК КП Белоруссии, я не имел возможности глубоко размышлять над тем, почему Берия, предупреждая меня от поисков «шефов», направил мне записку, но в глубине души был несколько встревожен тем, что эту записку направил мне не Президиум ЦК, а Берия. Поэтому я записку Берия никому не оглашал, а после Пленума ЦК КП Белоруссии отправил ее в канцелярию Президиума ЦК КПСС.

Теперь, после разоблачения Берии Президиумом ЦК КПСС, я сознаю, что шаги, предпринятые Берия по отношению ко мне, были провокационными от начала до конца, а ознакомление с его запиской – попыткой подкупа или шантажа, разобраться в которой я вовремя не сумел. Глубоко сожалею, что оказался в таком положении. Но Берия я раньше не знал – никогда не был у него, не знал подлых повадок этого предателя, относился к нему как к видному государственному деятелю. Только узнав, что Берия является злейшим врагом партии и народа, я понял, насколько подлым является этот иезуит, насколько подлым было его отношение ко мне лично, раз и меня он пытался запятнать.