Канарису показался забавным такой ход рассуждений.

– А если бы сейчас, немедленно, прямо сегодня был заключен почетный мир на Востоке, что потеряла бы Германия? – спросил он спокойным тоном.

Конрад едва не поперхнулся кофе. Эта мысль была настолько нелепа, что ни разу не приходила в голову ни ему, ни его знакомым. Меньше всего он ожидал ее услышать от своего нового шефа.

«Что это? Провокация? К чему он клонит?» – подумалось ему.

– Виноват, господин адмирал, я как-то не задумывался об этом.

– А вы задумайтесь, кто вам мешает. Наш разговор Дальше этого кабинета никуда не пойдет, поэтому мы можем фантазировать совершенно свободно, – ласково улыбнулся адмирал.

Конрад отставил свою чашку.

– Я так думаю, господин адмирал, что мы потеряем сотни тысяч километров плодородной земли, которая могла бы кормить многие поколения немцев.

– Это вы пропаганды наслушались? – Канарис удивленно поднял брови. – На моем столе лежит справка о вывозе продовольствия из России. Так вот, за шесть месяцев сорок первого года, то есть с июля по декабрь, мы вывезли из оккупированных районов продовольствия в шесть раз меньше, чем Советский Союз поставил нам за тот же период сорокового года. Хотя, казалось бы, нашим интендантам никто не мешал хорошенько тряхнуть славян. И они действительно забирали все, часто даже последнее, обрекая местных жителей на голодную смерть, но восполнить потерю в поставках продовольствия из России так и не смогли.

– Мы захватили самые промышленно развитые районы…

– Заводы взорваны. Для их запуска придется завозить оборудование из Германии. А зачем его вывозить на Восток? Наше оборудование прекрасно может работать и в Рейхе.

– Но политический момент?!

– Это какой же? – Канарис смотрел на фон Гетца, и по мере того как он убеждался в полной неподготовленности оберст-лейтенанта в вопросах большой стратегии и абсолютном незнании дел политических, взгляд его все более теплел.

Он похвалил себя за правильность выбора фон Гетца в качестве фигуры прикрытия на возможных переговорах.

«Парень, конечно, хороший, честный, открытый. И офицер блестящий, вон, сколько орденов заслужил, – думал он. – Но в делах разведки полный профан. Объяснять ему, что такое „оперативная комбинация", – только зря терять время. Ничего не поймет, только еще больше запутается. Жаль, конечно, парня, но ничего не поделаешь. Да и какая разница, где ему умереть, на Востоке или в подвалах гестапо. Конец одинаковый, а тут хоть пользу абверу принесет. И даже значительно большую, чем десяток сбитых самолетов».

– Я о том, как Германия будет выглядеть в глазах всего мира, если провалит кампанию на Востоке.

– Всего мира… – задумчиво протянул Канарис и тут же неожиданно повернул разговор: – Скажите, Конрад, вы верите в победу над Англией?

– В этом не может быть никакого сомнения, господин адмирал, – отчеканил фон Гетц.

– Вы говорите это искренне или повторяете пропаганду?

– Я говорю это совершенно искренне, как верный солдат фюрера, – подтвердил фон Гетц.

– Тогда как вы думаете, обладание сырьевыми ресурсами России способно приблизить окончательную победу над англичанами?

– Безусловно, когда мы разобьем большевиков…

– Все свои силы бросим на войну с Англией, – докончил фразу Канарис.

– Именно.

– И вы можете гарантировать победу?

– Вне всяких сомнений.

– Ну вот вы сами себе и ответили на свой вопрос о политическом моменте, – улыбнулся адмирал.

Видя, что фон Гетц не поспевает за его аналитическим умом, Канарис пояснил:

– С падением Англии в Европе не останется ни одного неподконтрольного Рейху государства. Все они будут либо оккупированы, либо управляться прогерманскими правительствами, связанные с Германией союзными обязательствами. Европа расположена вне досягаемости американских вооруженных сил, поэтому при проведении европейской политики после завоевания Англии Америку можно будет не принимать в расчет. Кто же остается? Азиатские туземцы? Африканские аборигены? Чье мнение вас интересует, когда вы говорите: «в глазах всего мира»? Рейх и будет весь мир! Тысячелетний рейх! И ничего более.

Конрад не нашел что ответить, да и отвечать-то, собственно, было нечего. Канарис все описал предельно ясно и убедительно, с такой высокой точки зрении, до которой фон Гетцу не приходилось добираться даже на своем новейшем истребителе.

– Попробуем задать вопрос по-другому, – продолжал Канарис. – А что приобретет Германия, заключив почетный мир на Востоке?

– Сырьевые и продовольственные ресурсы России, – фон Гетцу захотелось показать себя способным учеником.