6 января 1986 года, понедельник, 11 часов.

В кабинете у генерала армии В.И. Варенникова собралась Малая пятерка. [138] Как назло, в это утро у нас была встреча с французской делегацией, приехавшей на консультации. Но гостей пришлось бросить и поспешить в Генштаб.

Мидовцы выложили на стол документ на 16 страницах, в котором перечислялись предложения, высказанные у Горбачева. Военные критически отозвались о них и противопоставили свой проект из пяти пунктов: два по ядерно— космическим вооружениям, и по одному на химию, Вену, Стокгольм. Практически в них не было ничего нового — так, перепев старых позиций.

Начался затяжной, и главное безрезультатный, спор. Когда дело дошло до Стокгольма, я изложил те же соображения, что неделю назад на Старой площади. Генерал— лейтенант В.П. Стародубов назвал их «сдачей позиций». Его поддержал представитель КГБ Б.С. Иванов. Их контрпредложение предусматривало установление границы, прилегающей к Европе морской (океанской) зоны применения мер доверия, 40— ым и 60— ым меридианами с Запада и Востока, а с Севера и Юга — 80— ой и 30— ой параллелями.

Но это была давно проигранная карта, которая отбрасывала дело назад ко времени выработки Мадридского мандата. Еще тогда нечто подобное не раз и безуспешно выдвигалось советской стороной. Об этом было прямо сказано на Пятерке.

В общем, разошлись ни с чем.

7 января, вторник, 17 часов.

В том же составе снова встретились в кабинете у Варенникова. Начался «обмолот» тех же позиций — без проблеска надежды. Подход военных стал даже жестче. Время клонилось к вечеру. Неожиданно Варенников распространил страничку с программой трехэтапного уничтожения всего ядерного оружия в течение 15 лет до конца 2000 года. На наши недоуменные вопросы, как это понимать, он ответил:

— Я не хотел бы прибегать к этому аргументу, но вопрос согласован на самом верху. Поэтому критика должна быть конструктивной.

Тем не менее, ему определенно сказали, что эта программа возвращает нас в эпоху пропагандистских кампаний Хрущева о всеобщем и полном разоружении. Она совершенно нереальна и неприемлема для Запада. До тех пор пока Советский Союз имеет подавляющее преимущество в обычных вооружённых силах, все разговоры о ликвидации ядерного оружия будут выглядеть, как пропаганда, рассчитанная на простаков. Более того, новый проект перечеркивает те наметки договоренности о сокращении СНВ, которые были достигнуты Рейганом и Горбачевым в Женеве, и, по сути дела, делает ненужными все ныне идущие переговоры по разоружению в Женеве, Вене и Стокгольме. Иными словами, он идет вразрез с тем поручением, которое дало нам Политбюро.

После недолгих пререканий Варенников сказал, что он не считает нужным вести дискуссию по этому поводу. Через полчаса сюда придет маршал Ахромеев — сейчас он у Шеварднадзе — и сделает важное сообщение.

Вскоре действительно появился Ахромеев. Он чем— то напоминал александровского любимца графа Аракчеева. Невысокого роста, сухощавый, прямой, как палка, с клочьями седых волос и сверкающими глазами, Ахромеев не вошел, а ворвался в кабинет — такими стремительными были его движения.

— Товарищи офицеры, встать, —скомандовал Варенников.

— Мы год работали, —начал без всяких объяснений Ахромеев. — Эта проработка велась в строгой тайне. Даже операторы, работавшие по направлениям в делегациях, ничего не знали об этом. И вам на первом заседании Пятерки не говорили, потому что не было еще готово. Даже министр обороны не знал!

Для нас это прозвучало, как явная липа. Мы переглядывались и улыбались. Квицинский громко захохотал демоническим смехом. Но Ахромеев и бровью не повел — только на мгновение еще плотнее сжал свои тонкие губы.

— Теперь все готово. Генерал Червов летал сегодня на юг и доложил эту программу Генеральному. Он ее одобрил. Так что вопрос решен.

Все мы работаем для безопасности Советского Союза. Поэтому я говорю здесь прямо и открыто: мы прорабатывали вопрос о сокращении РСД. У меня в кабинете горы этих проработок. Не можем мы пойти на их сокращение без учета ядерных средств Англии и Франции. Это было бы равносильно одностороннему разоружению. Мы не допустим повторения 50-х годов, когда нас заставили сократить армию до 2х миллионов человек. До сих пор мы не можем от этого оправиться, например, по авиации и артиллерии.

Поэтому на одностороннее сокращение РСД мы не можем пойти. Поймите это. Такое сокращение подрывает, действительно подрывает, нашу безопасность. Если будете настаивать, мы устроим драку на самом верху. Ну не драку, а серьезное столкновение, спор.

Мы знаем, что все здесь за укрепление безопасности Советского Союза. Но порой у некоторых товарищей превалирует ведомственный подход. Этого нельзя допускать. Ведь что получается? Дадим мы на что— нибудь согласие, обусловив это оговорками. Глядишь — через полгода уже предлагают эти оговорки снять. Я предупреждаю, давайте работать честно. Раз договорились — значит на этом и стоять.