Шрифт:
Вот такая вот была стратегия, она же тактика.
Но из всего этого ясно было одно:никаких расхождений между политикой военных и советского руководства нет и в помине. И позицию о неприменении первыми ядерного оружия, и концепцию маневров «Союз— 83», где фактически отрабатывалось применению первыми ядерного оружия, утверждало Политбюро ЦК КПСС. Значит одна позиция предназначалась для внешнего потребления и пропаганды, а другая — для внутреннего планирования и возможных действий. Такова была истинная суть принимаемых решений и политики Советского Союза.
Впрочем, во всех этих тонкостях едва ли разбирались престарелые члены Политбюро во главе с Брежневым. Но Андропов, Устинов и Громыко знали, что делали, и именно они проводили такую политику.
В одной из бесед я прямо спросил маршала Огаркова, верит ли он в возможность победы в ядерной войне. Ответ его был лаконичным:
— Я не имею права командовать войсками и посылать людей в бой, если сам не буду верить в победу и не подготовлю её.
Что ж, в этом была своя логика — военная.
НЕТ ДОЛЖНОСТИ БОЛЕЕ ОКАЯННОЙ
Какой же линии мне придерживаться на переговорах в Стокгольме? Куда там вести дело? Пока ясно было одно — настаивать на договоренности о неприменении первыми ядерного оружия военные не будут. Скорее наоборот.
А с Лубянки 4 декабря поступила бумага за подписью председателя КГБ В.М. Чебрикова, которая следующим образом определяла задачи советской делегации в Стокгольме:
1. Не раскрывать нашей военной деятельности и боеготовности.
2. Постараться ограничить военную активность США в Европе — переброску их войск, и особенно в районы, примыкающие к границам социалистического лагеря.
3. Постоянно подпитывать мобилизацию антивоенных движений в Европе.
Но и здесь больше говорилось о том, что не надо делать. Поэтому по— прежнему оставался проклятый российский вопрос — что делать?
Своими новыми заботами я поделился с Корниенко и Ковалевым — с каждым по отдельности. Их советы были на удивление одинаковы — не мудрите, Гриневский, а напишите вместе с ведомствами обычные директивы в том духе, как их готовили к Мадридской конференции СБСЕ.
Такие директивы вскоре были готовы. Разумеется, начинались они с трафаретной фразы о том, что, основываясь на оценке положения дел, сделанной в заявлении Андропова, «следует разоблачать милитаристский курс США и НАТО, который создает угрозу миру в Европе». При этом особо подчёркивать, что появление Першингов «ведет к новому витку гонки вооружений, росту напряженности и нестабильности в Европе и может серьезно затруднить разработку мер укрепления доверия и безопасности на Стокгольмской конференции». Правда, об уходе с конференции в директивах не говорилось. Линия Громыко победила.
Что касается собственно мер доверия, то директивы были строго поделены на две части.
В первой части делегации предписывалось «поставить в центр внимания конференции крупные инициативы, осуществление которых могло бы сыграть важную роль в укреплении доверия и безопасности в Европе». К ним относились обязательства о неприменении первыми ядерного оружия и Договор о неприменении силы вообще. Кроме того, делегация должна была «продвигать» предложения об освобождении Европы от химического оружия, а также о неувеличении и сокращении военных расходов. Если нейтралы предложат создание безъядерных зон на Севере Европы, в Центральной Европе и на Балканах, то заявить о нашем положительном к ним отношении. Это были так называемые политические меры доверия.
А во второй части директив говорилось о необходимости разработки военных мер доверия, которые, впрочем, уже выдвигались на XXVI Съезде КПСС и в совместных документах Варшавского договора. А именно: ограничение масштабов военных учений, уведомление о крупных военных учениях сухопутных войск ВМС и ВВС, уведомление о крупных передвижениях и перебросках войск, а также приглашение наблюдателей на такие мероприятия. И хотя в директивах было подробно расписаны параметры, начиная с которых такая деятельность подлежала бы уведомлению, в целом все эти меры не шли дальше того, что уже обсуждалось в Мадриде.
Разумеется, делегации надлежало отводить все попытки США и НАТО навязать рассмотрение таких мер как транспарентность, обмен информацией и контроль. Даже обсуждать их было нельзя — только отводить.
И после изнурительных межведомственных баталий для нас в делегации ключевой была сохранившаяся в директивах фраза: «Вести дело к тому, чтобы конференция приступала к рассмотрению и согласованию мер доверия в военной области как уведомительного, так и ограничительного характера». Она позволяла нам вести параллельные переговоры, как по политическим, так и по военно— техническим мерам доверия.