— Нет, — сказал Айсман. — Я говорю, никогда не думал, что путь из Европы в Азию так утомителен.

— Садитесь, прошу вас.

— Вы должны ответить…

Чжу Ши перебил Айсмана:

— Я отвечаю так, как мне представляется нужным отвечать. Азиатское гостеприимство выражается в том, где принимают гостя: на палящем солнце или в тени, возле воды.

— Спасибо, — сказал Айсман и снова вытер лицо платком, который стал мокрым. — А куда садиться?

— На циновки. Это удобно.

Айсман неловко опустился на бамбуковую циновку и вытянул ноги. Чжу Ши заметил:

— Это высшее неуважение к хозяину — вытягивать ноги. Вы обязаны подломить их под себя. Так просто: посмотрите, как это я делаю.

— У меня ранена нога, — ответил Айсман. — Колено пробито. Он, — Айсман кивнув головой на Вальтера, — сядет как у вас положено, а меня уж вы простите, пожалуйста…

— Снимайте пиджак, — предложил Чжу Ши. — Вам жарко.

— Ничего, — ответил Вальтер, — я люблю тепло.

— Не надо меня обманывать. Снимайте пиджак, снимайте, ваше оружие меня не пугает. Мне всегда интересно смотреть на вооруженных людей: это помогает мне ощущать себя сильнее собеседника. Ведь сила духа значительно сильнее силы материальной. Разве не так?

— Возможно, — согласился Айсман. — Нас здесь никто не слышит?

— Никто, — ответил Чжу Ши. — Кроме вашего чемоданчика.

— Ладно. Я рад, что вы ничего не забыли. Вас не очень удивил наш визит?

— В определенной мере удивил.

— Прошло двадцать лет — и на тебе, как снег на голову, да?

— Меня удивило не это. Меня больше удивила ваша неподготовленность к встрече со мной.

Айсману понравилась эта конкретность:

— В чем вы видите нашу неподготовленность?

— Хотя бы в том, что вы начали искать меня в храме. Следовательно, вы не представляете государственные службы. В противном случае люди из вашей миссии заранее установили бы, когда я занят в храме.

— Вы правы. Мы не представляем государственную службу. Мы представляем интересы одного из наших промышленных объединений.

— Понимаю. Какие у вас вопросы?

— Сначала хотелось бы услышать подтверждение вашего согласия помогать нам и впредь.

— Я теперь не занимаюсь мирскими делами. Меня волнует дух человеческий, а не сила.

— Стоит ли предъявлять ваши расписки в получении денег у Шелленберга и несколько рапортов в РСХА?

— Зачем? Я помню. Надеюсь, вы не решитесь шантажировать меня.

— Конечно, мы не собираемся предпринимать необдуманных шагов. Нам нужна ваша помощь и консультация. Всего лишь.

— Я к вашим услугам.

— Нас интересует, где сейчас люди из вашей резидентуры?

— О, кто знает! Сколько лет прошло!

— Здесь вы остались один?

— Да.

— И поменяли евангелическую церковь на адвентизм?

Чжу Ши улыбнулся:

— Об этом не так уж трудно догадаться.

— Вы поменяли ориентацию? Адвенты, как мне известно, ориентируются не на европейские центры религиозной мысли…

— Вы правы. Я несколько раз бывал на западном побережье Штатов.

— Следует понимать так, что теперь вы склонны помогать своим новым сторонникам по вере?

— Вы неверно формулируете вопрос… Прошу простить, я не имею чести знать ваше имя.

— Айсман. Вас вербовали люди из того отдела, где я работал.

— Одна из ошибок ваших коллег заключалась в том, что они работали с минимальным прицелом в будущее. Вас губила мелкотравчатость. Я понимаю, как вам было трудно: вы должны были следовать указаниям сверху. Я пришел к иному выводу, осмыслив свою прошлую жизнь. Я пришел к выводу несколько парадоксальному. Следует думать о человеческой общности, о том, чтобы сплотить народы в единую семью, верную идеям бога, но не о том, чтобы передвинуть границы или аннексировать территории.

— Это интересная идея. Идти к ней можно тремя путями: во-первых, по линии создания мощного производства, надмирного по своей сути; во-вторых, по линии религии, надмирной по своей идее, и, наконец, по линии создания партии, которая бы учитывала интересы и промышленности и религии.

Чжу Ши с интересом посмотрел на Айсмана, который в это время думал, как эту свою тираду стереть с пленки диктофона: он сказал больше, чем мог сказать, — не для Чжу Ши, но для своих берлинских руководителей, которые будут, безусловно, самым тщательным образом изучать запись.

— В том, что вы сказали, много разумного, и я думаю, ничего не изменится в общей схеме, если мы выведем вперед религию и позволим ей главенствовать в осуществлении идей промышленности и той партии, которая помогает промышленности совершенствовать род людской в сфере производства. Дух же следует отдать религии, она организовывает разум вернее партий.

— Если я соглашусь на ваше изменение в моей схеме — будет ли это означать, что вы готовы помочь нам кое в чем?

— В чем именно? Религия приучает к точности.