— Я рассчитывал именно на это, — с саркастическим поклоном заметил Фриц, — и весьма благодарен вам за высокую оценку моей личности и, в особенности, моих планов.

Графиня встала с выражением величайшего презрения на лице; глаза ее ярко сверкали, грудь тяжело вздымалась, она была просто великолепна в своем негодовании.

— Вот все, на что я могу рассчитывать, — тихо проговорила она, — ничего, кроме злобной иронии. Это не человек, а змея. Несмотря на все его усилия, он навсегда обречен лишь ползать, ему не надо взлететь, он не создан для полета. Другие даже в позоре и унижении сохраняют иногда силу, смелость и мужество, он же всегда подл и низок.

— Берегитесь, сударыня, чтобы я не перешел в разговоре с вами на другой тон, ваш гордый презрительный вид не обманет меня. Советую вам не сердить человека, который легко может сломать вас, как соломинку. Помните, что благодаря существованию вашей Киприенны и вашего графа у меня есть бесконечно много возможностей мучить вас, ведь ваш характер мне прекрасно известен.

Помолчав немного, он продолжал своим обычным насмешливым тоном:

— Вы назвали меня змеей? Ну что ж, при необходимости я стану ей. О, вы еще не знаете, как сильно я ненавижу всех вас, но я не буду даже пытаться оправдать эту ненависть. Хорошо это или плохо, но я таков, каков есть и другим мне не стать уже никогда.

Возможно, мать вскормила меня не молоком, а желчью. Я, как и все, был молод, возможно, красив и даже богат, но клянусь вам, что даже в годы своего процветания я всегда кому-то завидовал. Сотни тысяч франков годового дохода, любовница — графиня, титул герцога или пэра, — всего этого было для меня слишком мало. Во мне живет дух Цезаря Боржиа. Почему только я не родился в то время, когда шпагой искателя приключений можно было выкроить целое герцогство или даже королевство! Я стал бы тогда великим человеком, вы бы любили меня и восхищались моими подвигами!

Пройдясь несколько раз по комнате, он резко остановился перед графиней.

— Я ни в чем не обвиняю общество, — продолжал он, — хотя я был рожден победителем, а общество превратило меня в искателя приключений. Что станет со мною? Что станет с душою Катилины в телесной оболочке современного человека? Я часто думал об этом. Времена Брута давно прошли, сейчас такого человека послали бы на гильотину, как простого негодяя и преступника, но все же Париж может предоставить широкое поле деятельности, даже сейчас умный и энергичный человек может добиться здесь многого, только теперь успех — это удел не самого сильного, а самого хитрого. Именно такого положения я и достиг, в моих руках целая армия, хотя на первый взгляд я лишь один из ее рядовых. Кажется, что я служу в этой армии, но на самом деле это она служит моим интересам. Сейчас я стою на пороге вашего, а значит и своего триумфа.

Графиня, казалось, не поняла значения его последних слов, но прежде, чем она успела задать вопрос, полковник снова заговорил:

— Теперь вы стоите на моем пути в надежде, что я вас не уничтожу. Вам известна моя тайна и у вас есть выбор — подчиниться мне или потерпеть сокрушительное поражение. Я говорю вам это лишь для того, чтобы вы как можно лучше поняли необходимость принятия окончательного решения, ибо, предупреждаю вас, никакая слабость с моей стороны не помешает мне наступить вам на горло.

Нини Мусташ оказалась совершенно права. Этот человек действительно был прекрасным актером, и графиня с глубоким ужасом слушала его страшные признания.

Полковник Фриц тем временем артистически держал паузу, являясь в собственных глазах олицетворением духа зла.

Сочтя наконец, что слова его произвели на графиню достаточно сильное впечатление, он вытер пот со лба и заговорил вновь.

— Было время, когда я думал, что смогу стать другим. В течение нескольких месяцев я ощущал в себе эту надежду и чудом этим был обязан тебе, Ортанс. Тогда я готов был отказаться от всех своих планов ради одной твоей улыбки.

Я познакомился с шевалье д’Альже в период его изгнания, когда он невыразимо страдал от несчастной любви. Он умер у меня на руках и последнее его слово было обращено к тебе. Я согласился передать тебе его последний привет, его последнее прости. Так я познакомился с тобой и, увидев тебя, сразу же сказал себе: «Эта женщина должна полюбить меня».

Вы были очень несчастны. Граф откровенно пренебрегал вами, вы были разлучены с дочерью. При живом муже вы стали вдовой. Доверие к другу несчастного шевалье сыграло роковую роль в вашей жизни, но клянусь, я так любил вас, что чуть было снова не стал порядочным человеком. Помните ли вы, с какой радостью отнесся я к рождению Лилы? Я, который до встречи с вами знал лишь одну ненависть! Тогда я с радостью сказал себе: «Так вот что такое настоящая любовь!»

Однако такое счастье не могло продолжаться слишком долго. Вы изводили меня своими сожалениями и упреками. Я думал, что своей любовью вы загасили в моем сердце последнюю искру ненависти, но вместо этого встреча с вами заставила меня еще ближе познакомиться с этим чувством.

Да, я действительно ненавижу вашего мужа. Я ненавижу его, ибо он был единственным препятствием на пути к моему возрождению. Я ненавижу его, ибо он никогда не мог и не хотел понять вас, Ортанс. Я ненавижу его, ибо это по его вине мне приходится причинять вам зло. Угрызения совести отдалили вас от меня, возможно, заставив вернуться к мужу. Я решил тогда вырыть между вами непреодолимую пропасть. Для меня годилось все — даже откровенная клевета и постыдные ложные обвинения. Из тех писем, которые вы мне написали, я добыл ужасные доказательства против вас и шевалье д’Альже. Да, я сделал это и не испытываю никаких сожалений. В душе моей теплится сейчас лишь один огонек — это любовь к моей дочери Лиле.