Толпа устремилась к гонцу и окружила его, она уже почуяла новую дичь, она разнюхала, что гонец будет говорить о г-не Бертье.

Так оно и оказалось.

Отвечая на вопросы нескольких тысяч человек одновременно, гонец вынужден был признать:

– Господин Бертье де Савиньи арестован в Компьене.

Затем, пробравшись в ратушу, он сообщил то же самое Лафайету и Байи.

– Да, я так и предполагал, – заметил Лафайет.

– Мы знали об этом, – подтвердил Байи, – и распорядились держать его под стражей там.

– Там? – удивился гонец.

– Ну да, я отправил туда двоих комиссаров с сопровождением.

– Отряд в двести пятьдесят человек, не так ли? – вмешался один из выборщиков. – Этого более чем достаточно.

– Так знайте же, господа, – ответил гонец, – что толпа разогнала сопровождающих и похитила арестованного.

– Похитила? – вскричал Лафайет. – Эскорт позволил похитить арестованного?

– Не стоит винить их, генерал, они сделали, что могли.

– Но что же с господином Бертье? – спросил обеспокоенный Байи.

– Его везут в Париж, – ответил гонец, – сейчас он в Бурже.

– Но если они доберутся сюда, он пропал! – воскликнул Бийо.

– Скорее! Скорее! – вскричал Лафайет. – Пятьсот человек в Бурже! Пусть комиссары и господин Бертье остановятся там на ночлег, а за ночь мы решим, что делать.

– Но кто осмелится взять на себя подобное поручение? – спросил гонец, с ужасом глядя через окно на бушующее море, каждая волна которого алкала смерти.

– Я! – воскликнул Бийо. – Уж его-то я спасу.

– Но это же верная гибель, – запротестовал курьер. – Вам предстоит путь, страшнее которого и не придумать.

– Я пошел, – отрезал фермер.

– Бесполезно, – прошептал Байи, напрягая слух. – Послушайте!

И верно: со стороны заставы Сен-Мартен донесся рокот, напоминавший отдаленный прибой.

Этот яростный шум вздымался над домами, как пар вздымается над сосудом с кипящей жидкостью.

– Поздно, – вымолвил Лафайет.

– Они идут! Идут! – прошептал гонец. – Слышите?

– Полк сюда! Полк! – воскликнул Лафайет с благородным безумием человеколюбия, составлявшим одну из светлых сторон его натуры.

– Ах, черт побери! – кажется, в первый раз выбранился Байи. – Разве вы не понимаете, что наша армия – это та же толпа, с которой вы собираетесь сражаться?

И он спрятал лицо в ладони.

Слышные вдалеке крики с быстротою молнии передались толпе, запрудившей улицы, а от нее – людскому морю на площади.

В тот же миг люди, измывавшиеся над останками Фулона, оставили свою кровавую игру и бросились навстречу новой жертве мести. Примыкающие к площади улицы мгновенно заполнились рычащими горожанами, которые, размахивая ножами и кулаками, ринулись к улице Сен-Мартен, навстречу еще одной погребальной процессии.

Спешившие навстречу друг другу толпы вскоре соединились.

И вот что произошло дальше.

Несколько изобретательных палачей, которых мы уже видели на Гревской площади, несли на пике голову тестя, чтобы показать ее зятю.

Господин Бертье ехал в это время вместе с комиссаром по улице Сен-Мартен и как раз пересекал улицу Сен-Мери.

Он ехал в одноколке, экипаже по тем временам в высшей степени аристократическом и вызывавшем яростную ненависть народа: сколько раз люди жаловались на то, что франты или танцовщицы, сами правившие одноколкой, едут слишком быстро и не могут справиться с горячей лошадью, так что прохожий всегда бывает забрызган грязью, а порой и сбит с ног.

Медленно двигаясь среди воплей, свиста и угроз, Бертье невозмутимо беседовал с выборщиком Ривьерой, тем самым комиссаром, который был послан в Компьен, чтобы его спасти, и которому теперь было впору спасаться самому, тем более что напарник его покинул.

Толпа начала с одноколки: она в щепы разнесла кузов, так что Бертье и его спутник оказались ничем не защищены от взглядов и ударов.

По пути Бертье постоянно напоминали о его преступлениях, которые люди обсуждали и, распаляясь, все больше преувеличивали.

– Он хотел заморить Париж голодом.

– Он приказал жать рожь и пшеницу, когда они еще не созрели, зерно вздорожало, и он заработал громадные деньги.

– Он виноват не только в этом, что само по себе немало, он, кроме того, участвовал в заговоре. У него нашли портфель, а в нем – всякие возмутительные бумаги: приказы о массовых убийствах, распоряжение выдать его людям десять тысяч патронов.