– Достойный человек мой хозяин! – прослезившись, молвила мамаша Бийо. – А как было дело?

Питу описал им ужасную сцену на Гревской площади, отчаяние Бийо и его желание вернуться в Виллер-Котре.

– Так чего ж он не вернулся? – спросила Катрин с чувством, глубоко взволновавшим сердце Питу, которому почудилось в ее восклицании сходство со зловещими предсказаниями колдунов, умевших проницать людские сердца.

Мамаша Бийо молитвенно сложила руки.

– Господин Жильбер не захотел, – сказал Питу.

– Неужели господин Жильбер хочет, чтобы моего муженька убили? – рыдая, вымолвила г-жа Бийо.

– Да нет, что вы! – вступился Питу. – Господин Бийо и господин Жильбер обо всем договорились. Господин Бийо побудет в Париже еще немножко, ведь надо же довершить революцию.

– Вдвоем, что ли? – спросила мамаша Бийо.

– Нет, с ними еще господин де Лафайет и господин Байи.

– Вот оно что! – восхитилась фермерша. – Ну, если он там с господином де Лафайетом и с господином Байи…

– Когда он думает вернуться? – спросила Катрин.

– Вот уж об этом, барышня, я понятия не имею.

– А как же ты сам вернулся, Питу?

– Я доставил к аббату Фортье Себастьена Жильбера и пришел к вам передать поручение господина Бийо.

Выговорив эти слова, Питу с подчеркнутым достоинством встал, и его дипломатический ход был верно понят, если не слугами, то хозяевами.

Мамаша Бийо тоже встала и отослала всех домочадцев.

Катрин, по-прежнему сидя, ломала себе голову над невысказанной мыслью Питу.

«Что он мне передаст?» – думала она.

Обе женщины призвали на помощь все свое внимание, чтобы выслушать волю почтенного отца семейства. Для Питу не было секретом, что ему выпала нелегкая задача: он видел в деле мамашу Бийо и Катрин, знал властность первой и строптивый, необузданный нрав второй. Катрин, такая ласковая, трудолюбивая, добрая дочь, благодаря всем этим достоинствам приобрела огромное влияние на всех обитателей фермы.

Приступая к исполнению своей миссии, Питу заранее знал, как обрадует одну из хозяек и как огорчит другую.

Ему казалось немыслимым, невозможным, чтобы мамаша Бийо отошла на задний план. Это возвышало Катрин, поднимая ее до Питу, что в нынешних обстоятельствах было, по его мнению, излишне.

Но он прибыл на ферму как гомеровский вестник, наделенный устами, памятью, но не разумом. Итак, он начал в следующих выражениях:

– Госпожа Бийо, желание господина Бийо заключается в том, чтобы вы испытывали как можно менее мучений.

– Как так? – удивилась славная женщина.

– Каких таких мучений? – осведомилась юная Катрин.

– Управление такой фермой, как ваша, – отвечал Питу, – требует множества хлопот и трудов: надо и торговать…

– Ну и что? – воскликнула хозяйка.

– И платить работникам…

– Ну и что?

– И пахать…

– И что с того?

– И убирать урожай…

– Кто же спорит?

– Само собой, никто не спорит, госпожа Бийо, да только, чтобы торговать, надо ездить на ярмарку.

– На то у меня лошадь есть.

– Чтобы расплачиваться, надо рядиться.

– Ну, глотка у меня здоровая.

– Чтобы пахать…

– Разве я не привыкла присматривать за работниками?

– А жатва? Тут уж управиться потрудней: надо и еду батракам сготовить, и возчикам помочь…

– Ради моего муженька я ничего этого не побоюсь, – воскликнула достойная женщина.

– И все-таки, госпожа Бийо…

– Что «все-таки»?

– Столько работы в ваши годы…

– Подумаешь! – отозвалась мамаша Бийо, окинув Питу враждебным взглядом.

– Помогите же мне, мадемуазель Катрин, – взмолился бедняга, видя, что дело все больше запутывается, а силы у него иссякают.

– Не знаю, чем вам помочь, – возразила Катрин.

– Ну ладно! Речь вот о чем, – продолжал Питу. – Господин Бийо не хочет, чтобы все это бремя легло на госпожу Бийо.

– А на кого же? – перебила она, трепеща от почтительного изумления.