– Что такое?

– Иди-ка сюда, Катрин, – воскликнула мамаша Бийо, не подозревая о впечатлении, которое могут произвести ее слова. – Здесь Анж, он вернулся из Парижа.

Питу с тревогой ждал ответа Катрин.

– А-а, – равнодушно протянула Катрин.

От такого равнодушия у бедняги Питу упало сердце.

Тем временем она сошла по лестнице с таким флегматичным видом, словно какая-нибудь фламандка с полотна ван Остаде или Браувера [196] .

– Надо же! – произнесла она, спустившись. – И впрямь, он самый.

Питу задрожал, залился румянцем и отвесил поклон.

– У него есть каска, – шепнула одна из служанок на ухо молодой хозяйке.

Питу услышал и вгляделся в лицо Катрин, пытаясь угадать впечатление, произведенное этой новостью.

Лицо ее было прелестно: быть может, слегка побледнело, но не утратило ни нежности, ни округлости черт.

Однако Катрин нисколько не восхитилась шлемом Питу.

– Ах вот как, каска? – переспросила она. – А для чего?

Тут в сердце у честного малого вспыхнуло негодование.

– У меня есть каска и сабля, – гордо произнес он, – потому что я сражался, убивал драгун и швейцарцев, а если не верите, мадемуазель Катрин, спросите у вашего батюшки, и все тут.

Катрин, казалось, была так поглощена своими мыслями, что из ответа Питу услышала только самый конец.

– А как поживает батюшка? – спросила она. – И почему он не вернулся вместе с вами? Что, в Париже дело неладно?

– Совсем неладно, – отвечал Питу.

– А я-то думала, что все уже в порядке, – заметила Катрин.

– Ваша правда, да только потом опять пошли беспорядки, – возразил Питу.

– Разве народ не помирился с королем, разве господина Неккера не призвали обратно?

– В господине Неккере все и дело, – самонадеянно пояснил Питу.

– Да ведь народ был доволен, что он вернулся?

– До того доволен, что пошел вершить суд и расправу над всеми своими врагами.

– Над всеми врагами! – удивленно воскликнула Катрин. – А какие же у народа враги?

– Известное дело, аристократы, – изрек Питу.

Катрин побледнела.

– А кого называют аристократами? – спросила она.

– Черт побери, кого же еще, как не тех, кто владеет обширными землями и прекрасными замками, тех, по чьей вине голодает нация, тех, у кого есть все, а у нас ничего.

– Дальше, – нетерпеливо потребовала Катрин.

– Людей, у которых есть прекрасные кони и красивые кареты, когда мы ходим пешком.

– Боже мой! – воскликнула девушка, побледнев, как полотно.

Питу заметил, что она переменилась в лице.

– Среди ваших знакомых тоже есть аристократы.

– Среди моих знакомых?

– Среди наших знакомых? – вымолвила мамаша Бийо.

– Да кто же это? – настаивала Катрин.

– К примеру, господин Бертье де Савиньи.

– Господин Бертье де Савиньи?

– Тот, что подарил вам золотые серьги, которые вы надевали в тот день, когда плясали с господином Изидором.

– Ну и что?

– Что? Да то, что я сам видел, как его разорвали на части.

Ответом на это был всеобщий вопль ужаса. Катрин упала на стул, который себе придвинула.

– Ты сам видел? – спросила мамаша Бийо, содрогаясь от страха.

– И господин Бийо тоже видел.

– О господи!

– Да, и теперь в Париже и в Версале, наверное, уже поубивали и посажали в тюрьму всех аристократов.

– Чудовищно! – прошептала Катрин.

– Чудовищно? Да почему? Вы-то с госпожой Бийо не аристократки.

– Господин Питу, – с угрюмой страстью в голосе произнесла Катрин, – сдается мне, вы не были столь кровожадны, покуда не побывали в Париже.

– Да я и сейчас не кровожаден, – смутился Питу, – но только…

– Но только не похваляйтесь убийствами, которые чинят парижане: вы-то не парижанин и ни в каких убийствах не замешаны.

– Мало того, что не замешан: нас с господином Бийо самих чуть не убили, когда мы защищали господина Бертье.

– Ах, добрый мой батюшка! Славный батюшка! Узнаю его! – в восторге воскликнула Катрин.