Подойдя к ее двери, мадам Демаре тихонько постучалась, но, не получив ответа, начала стучать сильнее, затем вовсе забарабанила. Ответа опять не было.

Она попробовала открыть дверь силой, но это ни к чему не привело, – комната была заперта изнутри.

Начальница предложила послать за слесарем, но Жюстен, которого это разочарование довело до прежней степени отчаяния, вспомнил советы Сальватора и наотрез отказался.

– Так пройдемте, по крайней мере, в сад и посмотрим, нельзя ли увидеть чего-нибудь сквозь окна? – сказала мадам Демаре.

– Вы забываете, что вход в сад теперь строго воспрещен! – сказал Жюстен.

– Даже мне?

– И вам, как всем остальным.

– Однако позвольте, я у себя в доме – хозяйка!

– Ошибаетесь, сударыня. Повсюду, куда вынужден проникнуть закон, хозяином делается он, и именем закона я запрещаю вам входить в сад.

Он запер дверь на два оборота ключа и положил его к себе в карман.

Мадам Демаре очень хотелось закричать, позвать на помощь и, если представится надобность, выпроводить Жюстена даже при содействии полицейского комиссара; но она вовремя сообразила, что этот кроткий человек мог действовать с такой твердостью и уверенностью, только рассчитывая на сильную поддержку, а потому и воздержалась.

Жюстен стоял перед нею, опираясь на дверь.

– Долго вы думаете стоять здесь, как часовой? – спросила она.

– До тех пор, пока не приедут люди, которых я жду.

– Откуда же они явятся?

– Из Парижа.

– В таком случае, позвольте мне оставить вас здесь одного на несколько минут.

– Сделайте одолжение.

Жюстен поклонился.

Мадам Демаре вернулась в свою комнату, наскоро оделась, открыла окно и принялась смотреть на парижскую дорогу.

Приблизительно полчаса спустя она увидела карету, которая резко подкатила к пансиону и остановилась.

Из нее вышли двое мужчин: Сальватор и Жакаль.

Жакаль хотел позвонить, но дверь пансиона отворилась сама собою или, вернее, ее отпер Жюстен, который по стуку экипажа догадался, кто приехал, и бросился им навстречу.

Сальватор тотчас заметил его бледность, взял его за руку и, дружески пожимая ее, проговорил:

– Полноте, успокойтесь, дорогой Корби. Поверьте, что в жизни есть много горестей и гораздо более ужасных, чем ваша.

Говоря это, он думал о том, что должна пережить Кармелита, когда придет в себя и узнает о смерти Коломбо.

Жакаль узнал от Сальватора, что Жюстен – жених Мины. Он низко поклонился ему и почтительно спросил, входил ли кто-нибудь до них в сад и спальню девушки?

– Нет, никто, – ответил Жюстен.

– Вы в этом уверены?

– Вот ключ от сада.

– А где ключ от комнаты пропавшей особы?

– Она заперта изнутри.

– А! – протянул Жакаль.

Он достал табакерку, втянул носом огромную понюшку табаку и прибавил:

– Ну, вот сейчас мы все это и увидим.

Жюстен провел его в небольшую комнату, из которой можно было попасть и в сад, и во двор. Отсюда же начинался и коридор, который вел к комнате Мины.

Жакаль осмотрелся.

– А где начальница заведения? – спросил он.

В это мгновение вошла мадам Демаре.

– Я к вашим услугам, – сказала она.

– Это те господа, которых я ждал из Парижа, – отрекомендовал Жюстен.

– Было ли вам известно что-нибудь об исчезновении молодой особы до приезда этого господина? – спросил Жакаль, указывая на Жюстена.

– Нет, да я и теперь еще не уверена в том, что она исчезла. Мы еще не были в ее комнате, – ответила мадам Демаре, чуть не плача.

– Не извольте беспокоиться, мы сейчас туда войдем, – сказал Жакаль.

Он опустил свои очки, которые, по-видимому, скорее служили для прикрытия его глаз, чем для усиления зрения, пристально оглядел поверх них всю фигуру мадам Демаре, потом надвинул их на прежнее место и покачал головой.

Жюстен и Сальватор с нетерпением ожидали, чтобы он продолжал свой допрос.

– Не угодно ли вам будет войти в гостиную, – предложила мадам Демаре. – Там гораздо лучше.

– Очень вам благодарен, – отвечал Жакаль, еще раз оглядывая все, как хороший полководец, расположивший свой лагерь на самой выгодной позиции. – Но прежде всего, – продолжал он, – я попрошу вас хорошенько вникнуть во всю глубину ответственности, падающей на со держательницу пансиона, у которой пропала одна из воспитанниц, и советую вам хорошенько обдумать ваши ответы.

– О, могу вас уверить, что большего горя для себя я и представить не могла! – отвечала мадам Демаре, отирая слезы. – А что касается обдуманности моих ответов, то к чему это, если я стану говорить только одну правду.