Он подошел к Жакалю и сказал:

– Кажется, нам теперь больше нечего здесь делать?

– Да, да, совершенно верно, – в смущении заговорил тот, закрывая глаза своими очками. – Я тоже думаю, что больше мы здесь ничего не узнаем…

– Да, – согласился Сальватор. – Кроме того, и узнали мы уже достаточно.

Жакаль сделал вид, что не слышал этого замечания и подошел к мадам Демаре, которая стояла, уже окончательно растерявшись от оборота, какой приняло дело.

– Честь имею всепочтительнейше откланяться, – проговорил он.

Заметив, что никто не следит за ним, он подошел к ней еще ближе и тихо прибавил:

– Умоляю вас передать мадемуазель де Вальженез, что я в совершеннейшем отчаянии и молю ее думать, что встречи нашей как бы вовсе и не было! Вы понимаете меня?

– Как бы вовсе и не было! Понимаю вас, – повторила начальница совершенно машинально.

Жакаль еще раз поклонился ей и сделал Жюстену и Сальватору знак, чтобы они пошли за ним.

Сальватор, очевидно, решился отыскать Мину и помимо Жакаля, а о внезапной метаморфозе этого человека составил себе мнение, которое не считал, однако, нужным высказывать. Но Жюстен отнесся к делу иначе. Он ни за что не хотел упустить из виду следа, который мог повести его к Мине.

Как только они очутились на улице, он подошел к Жакалю и сказал ему:

– Мне нужно поговорить с вами, мосье Жакаль.

– Что вам угодно, мосье Жюстен? – спросил сыщик.

– Сколько мне помнится, вы начали дело с того, что сказали: «Надо искать женщину!» Потом объявили: «Женщина в наших руках!» – и закончили тем, что «Женщина эта – мадемуазель Сюзанна»?

– Разве я говорил все это? – с удивленным видом спросил сыщик.

– Да, вы сказали все это, и я только повторяю ваши собственные слова.

– Должно быть, вы ошибаетесь, мосье Жюстен.

– Мосье Сальватор – свидетель.

Жакаль взглянул на Сальватора такими глазами, точно хотел сказать ему: «Вы меня понимаете, так избавьте меня от него!»

Но Сальватор, хотя и понимал его, но извинять был не намерен, а потому и заговорил совершенно беспощадно.

– Что касается меня, – сказал он, – то если и мне не изменяет память, мосье Жюстен повторяет ваши слова совершенно правильно. Вы сами говорили, что мадемуазель Сюзанна содействовала похищению Мины.

– Эх! – проговорил Жакаль, вытягивая губы. – Подобных вещей говорить никогда не следует до тех пор, пока не докажешь! Ну, если я сказал, что она содействовала… то, значит, я сказал глупость!

– Да вы и обвинили-то ее первый! – вскричал Жюстен. – Разве вы не помните, что говорили о ней в комнате бедной Мины.

– Вы выражаетесь неправильно, мосье Жюстен! Подозревать – еще не значит обвинять.

– Значит, теперь вы ее даже и не подозреваете?

– Говоря точнее, я за целых тысячу миль от всякого подозрения. Бедное невинное создание! Сохрани меня Бог подозревать ее.

– Ну, а как же теперь насчет ее тонких губ, дерзких глаз и нехорошего выражения лица? – издевался Саль ватор.

– Да, издали она мне показалась именно такой! Ну, а как взглянул поближе, – вижу, что выходит совсем другое: губки – преграциозные, глаза – гордые, а выражение лица – такое возвышенное, благородное!

Но видя, что Жюстен не намерен довольствоваться всем этим и хочет настаивать на первом мнении, которое он высказал о Сюзанне, еще не зная, что она – мадемуазель де Вальженез, Жакаль счел за лучшее вскочить в свою карету.

– Заходите, заходите ко мне, мосье Жюстен! – говорил он, захлопывая дверцу. – Лучше всего сегодня же вечером. Я, как только приеду, пущу в дело всех своих и надеюсь, что сообщу вам радостные вести!

– Теперь отправляйтесь домой, Жюстен, – сказал Сальватор, дружески пожимая руку несчастного учителя. – Я даю вам слово, что ровно через сутки сообщу вам все, чего вам следует опасаться и на что надеяться.

Увидя, что Жакаль заперся в карете, он подошел к ней и крикнул:

– Что же это вы делаете, мосье Жакаль? Вы меня привезли сюда, вы обязаны доставить и обратно! Кроме того, – прибавил он, усаживаясь рядом с сыщиком и снова запирая дверцу, – мне нужно еще поговорить с вами о Вальженезах.

– В Париж! – крикнул кучеру Жакаль, которому, очевидно, было бы приятнее ехать одному.

Лошади пошли крупной рысью.

Между тем Жюстен тихо брел домой пешком. Все происшедшее в это утро давило его какой-то нестерпимой тяжестью, и даже обещание Сальватора сулило мало надежды.

Жакаль забился в один угол кареты, Сальватор уст роился в другом.

Лошади бежали быстро.

Несмотря на фразу, которую Сальватор сказал, садясь в карету, он не решился прерывать хода размышлений сыщика и только молча наблюдал за ним. Жакаль, поднимая глаза, каждый раз встречал его насмешливый, почти презрительный взгляд.