— Стоит ли?

— Стоит. Играть надо чисто.

— Согласен, — сказал Славин. — С этим согласен абсолютно. Я, между прочим, накопил несколько интересных историй, связанных с нечистой игрой, могу продать.

— Я пропился. Куплю в долг.

— Ладно. Подожду. Так вот, я начал рассказывать о Гонконге, про тамошнюю мафию…

— Нет, нет, — сказал Глэбб, — лучше вы продайте Полу сюжет про Бонда! Ты не представляешь себе, Пол, как это остроумно и зло! Я восхищаюсь Витом. Представляешь, фильм кончается тем, что девочка, которую увез Бонд, ну помнишь, эта чекистка, шлет в центр шифровку из Лондона: «Операция внедрения прошла успешно, легализовалась, приступаю к исполнению служебных обязанностей». Здорово, а?!

— Про служебные обязанности у нас говорят, — заметил Славин, — когда человек погиб, выполняя долг…

Дик хмуро посмотрел на Славина:

— Зловещий, между прочим, сюжет. Напоминает правду.

— Не мы придумали Бонда, который гробит наших людей, Пол, не мы сделали из него героя — человека, который лихо щелкает русских.

— Ладно, рассказывайте ваш сюжет.

— Нет, сколько уплатите за этот, про Бонда? Джон предложил сто тысяч.

— Это я предложила сто тысяч, Вит, вы ошиблись.

— Покажите мне таких продюсеров, — впервые за весь разговор хмыкнул Пол Дик, — я заработаю десяток миллионов в неделю, семьдесят процентов — вам, о'кэй? Ну, рассказывайте. Было бы прекрасно, окажись ваш сюжет не столь гонконгским, сколько луисбургским, — судьба Зотова занимает меня почти так же, как вас. Сначала один русский сыграл в ящик, потом другой, не слишком ли много за неделю, а?

— Не было бы третьего? — вопрошающе глянув на Глэбба, сказал Славин. — Так вот. Помните, в Нюрнберге проходил по делам СС некто Вильгельм Шанц?

— Не помню.

— Мы, американцы, нация без памяти, — заметил Глэбб. — Тяжелая память мешает жизни, она подобно болячкам на ранах — гноится…

— Если бы мы потеряли двадцать миллионов, память была такой же, — заметил Пол. — Я не помню Шанца, наверное, это из палачей низкого ранга?

— Да. Экзекутор. Мы доказали его участие в сорока семи ликвидациях…

— Что такое «ликвидация»? — спросила Пилар. — Если про жестокость, то не надо, Вит, и так слишком много горького в мире…

— «Ликвидация» у них означала поголовное уничтожение жителей деревни или городка, начиная с младенцев и кончая больными.

— Это во время борьбы против партизан? — спросил Глэбб.

— А что — это служит оправданием? — Славин подвинул свой стакан Пилар, и она сразу же налила ему джина.

— Можно, я положу лед рукой? — спросила она.

— Конечно, — ответил Славин, продолжая смотреть в глаза Глэббу. — Так что же, Джон, борьба с партизанами может служить оправданием такого рода ликвидаций?

— Ну, конечно, нет, Вит. Я уточнял — всего лишь. Зверства наци отвратительны.

— Так вот, мы изобличили этого самого Шанца; он жил в Канаде, но его нам не выдали, и он исчез. А потом проклюнулся в Гонконге, с американским уже паспортом…

— Да нет же, — поморщился Глэбб. — По-моему, он там подвизался с каким-то никарагуанским или гаитянским картоном. Я убежден, что он не стал гражданином Штатов.

— Да? Ну что ж… Это хорошо… Так вот, когда в Гонконге, лет десять назад, случился скандал — на аэродроме захватили группу китайских мафиози с героином, — этот самый Шанц организовал бегство из города какой-то португалки или испанки, кажется Кармен, такой же красивой, как наша очаровательная Пилар, и угрохал того человека, который взял на себя вину. Он и мистер Лао, нет, Джон?

— Почему вы меня спрашиваете об этом?

— Ты же работал в Гонконге, — пожал плечами Пол. — Поэтому он и спрашивает.

— Я там работал наездом, несколько недель, чисто коммивояжерский бизнес.

— Тогда понятно, — сказал Славин. — И конечно, вы не знали тамошнего представителя ЦРУ, он же был замешан в скандале, его как-то погасили, этот скандал, но угли тлеют, Джон, угли тлеют. Как, Пол, интересно раздуть эти угли?

— Как вам сказать… Кое-что есть, но для настоящего скандала маловато…

Глэбб снова громко рассмеялся, хотя лицо его — Славин это видел — было напряженно до предела.

— В нашей стране популярны суперскандалы, Вит. То, что вы рассказали, — будни, скучная пародия на «Крестного отца».

— Что значит суперскандал? — спросил Славин.

— Когда алкоголичка жена, — ответил Пол, — когда муж — гомосексуалист и понуждает сестру к сожительству с выгодными ему людьми, когда у миллионера сын вступает в компартию, когда взятка превышает сто тысяч баков — это куда ни шло. Лучше бы всего, правда, что-нибудь про шашни президента с концернами — это проходит, это нравится соперникам, особенно потенциальным.