— И вы думаете, что Пес ее не обнаружил?

— Конечно, нет. Отличная техника. Даже для нынешнего времени. Кстати, чешская работа. Славянская.

— И что?

— Любви не получилось, а вот лицо Пса получилось. Вы, наверное, хотите увидеть, как изменилась его внешность после пластической операции?

— Что хотите за пленку? Или за диск? Что там у вас?

— За фотографии. Пленка в сейфе. А вот фото с нее можно получить.

— Сколько?

— Пятьдесят тысяч долларов.

— У меня нет с собой таких денег.

— Я могу подождать.

— А на меньшую сумму вы не согласны?

— Нет.

— Хорошо. Мне нужно сделать звонок. Но только не из гостиницы и без вашего присутствия.

— Пожалуйста. Где ваш телефон?

— В «дипломате».

Через три часа вопрос был решен. Саид получил деньги, а пачка фотографий Пса, опрометчиво сбросившего чадру, оказалась в моем дипломате.

«Цесна» снова в полете. Несмотря на то, что все ближе преддверие ада, совершенно необходимо выпить. Фотография киллера того стоит. Тем более, этого. Загорелое лицо. Я припоминаю его фото из личного дела, переданного нам доброжелателями. Я долго и часто рассматривал ее и запомнил. Нос стал тоньше, опустились уголки рта. Возможно, контактные линзы с фильтрами изменили цвет глаз. Другая прическа. Уши скальпель не тронул. Может быть, мочки. Чуть-чуть.

Я выпиваю два джина с тоником и собираюсь заказать у черномазой девушки третий, но останавливаюсь. Еще рано праздновать победу.

В Адене мне приходится ждать моего рейса двенадцать часов. Я снимаю номер в гостинице возле аэропорта, номер дорогой, с настоящим кондиционером, принимаю душ, заказываю обед, легкий и обильный, ледяное пиво в кувшине.

Где-то сейчас Пес пьет водку или ничего не пьет. Он изменил привычкам после реанимации. Вернее, вернулся в свое привычное состояние. Сколько их прикопано по всему миру…

Я лечу в Берлин. Там передаю пакет другому человеку, и он отправляется с ним в Ригу. Никакой электронной почты, никаких модемов и факсов.

Из рук в руки. В мире, где на вас отовсюду глядит рыло компьютера, можно верить только человеку и передавать информацию из рук в руки.

«На ваш запрос по линии начальника шестого отдела второго бюро можно констатировать следующее. Фотография разыскиваемого объекта передана по инстанции для сверки по визовому отделу МИДа. Объект идентифицируется с господином Иванцовым, пересекшим российско-латвийскую границу 25 июля сего года по частному приглашению дилерской фирмы. Впоследствии выяснено, что приглашение подлинное, но фирмы такой фактически не существует. Границ республики в других направлениях объект не пересекал, настоящее местонахождение не известно, предположительно объект может находиться в Латвии…»

Когда они спустились вниз, Алексею потребовалось примерно семь минут, чтобы уйти от утомительного гостеприимства своего экскурсовода. Свернул направо, налево, через проходной зальчик, и все… Потом он присел за сосной, на взгорке, у палисадничка и, дождавшись, когда скроется недоумевающий Саша, отправился в свое индивидуальное путешествие без посторонних…

…Сережу Сиверского он узнал сразу. Тот с течением лет не изменился нисколько — худой, с крепкой черной шевелюрой, в неизменных джинсах и черных очках. Как будто тридцать лет назад он вышел на улицу Сергеева по своим неспешным (а он всегда опаздывал) делам и только вот сейчас вернулся. Под баннером популярной партии стоит и кнопочки на телефоне давит. Только что вышел из особняка и давит. А на магазине канцелярскими товарами торгуют, судя по вывеске, и еще за связь мобильную платят. Как же без этого? А если им очень хочется, в компьютерном клубе парятся. Но Серега-то! Даже очки черные, в прошлом предмет недовольства старших товарищей, совершенно те же. Идет он себе по улице, по городу, как не местный житель, а гость. То ли в командировке здесь, то ли в отпуске. С ним дамочка миловидная, одна из сотен его привязанностей. Привычкам своим он не изменит до гробовой доски. Старые, молодые, одноклассницы, практикантки — учителки, жены друзей родителей. Сережа — мужик завидный. Томно беседует со спутницей. Вот он взглянул на друга своего школьного, и некая тень по лицу его отдыхающему побежала. Побежала, побежала и слетела. Что-то знакомое в облике встречного мужика, в походке и осанке. Но лицо совершенно не то. Или чуть-чуть то. Еще раз оглянулся и все. Вот он идет, благополучный, добродушный, на набережную свернул, и уже не Серега, а пятнышко джинсовое, а рядом — девка, цветное пятнышко сарафана. С экскурсии вернулся и едет дальше.

Алексей снял туфли, носки, уложил все это в пакет, пошел босыми ногами по теплому асфальту, который идеально чист и риска наступить на бутылочное стекло или пивную пробку никакого. Так шел он долго, все же правую ногу наколол, но не расстроился, увидел колонку, ноги помыл, опять обулся. А вот и асфальт кончился. Затем бетон. Деревянные тротуары доживают местами. Потом будет и там асфальт. А то, что под ним, — культурный слой. Урн нигде нет. Чудно как-то. А поленницы есть. Баньки топят на главном проспекте. Да еще товарищ Ленин поглядывает неудовлетворенно. Не все в огне мировой революции спалилось. Вон сколько белобрысых вокруг. Север, однако…

Нанесло мелкий, случайный какой-то дождь. Еще можно было побежать вдогонку за школьным товарищем и, может быть, его отыскать. Судя по внешнему виду, живет где-нибудь в Череповце, а то и в Вологде. Может и в Питере. Так, заехал ненадолго. Здесь у них у всех оттяг. Родители и все такое. Как никак тысячи две жителей.

… Он снова оказался на полуночной голгофе. Теперь, с трудом исполнив свой долг мужчины, поев и даже выпив архангельского бальзама с сухим вином, а более ничего не оказалось, он уснул на миг, проснулся и снова впал в забытье. Женщине было лет сорок. Незнамо, как такое случается.

Обычная история. Муж — офицер, работал на аэродроме, перевели, она не хотела бросать городок этот, квартиру, колдовство провинции. Отсюда не уехать. Покой. Квартира большая, огородик. Были еще, причины, конечно… Чего ждет — сама не знает. Осторожно поспрашивал про знакомых…

… Время замерло на запястье. Придвинулась пасть окна и снова отпустила. Он протопал на кухню, заварил кофе, только уже сам не понимал, сон это или явь, а значит, дело было совсем нехорошо. Он вернулся в комнату и сел на край дивана. Анна Ивановна курила. Нет, это уже не сон. Это бессонница на мягких черных лапах затеяла свою зловещую клоунаду.