Шрифт:
3. АККУРАТНОСТЬ И САДИЗМ
На первый взгляд, как бы там ни было, ответ на заданный вопрос вроде бы напрашивается сам собой. Точность исполнения действия так же важна в компульсивных ритуалах и суевериях, как и в бытовом педантическом поведении компульсивных людей. То есть если не соблюсти точного до педантизма исполнения всех мельчайших подробностей ритуала, то он не будет иметь силы. Например, при совершении заговора или заклинания (связь которых с компульсивным миром нами подробно обоснована в работе [Руднев, 2000а] и соответствующей главе книги [Руднев, 2002]), важно соблюсти точную формулу, произнести ее определенное количество раз (об определяющей, поистине универсальной роли числа при обссесиях и компульсиях см. в указанных выше наших работах; впрочем, о важности чисел у компульсивных писал уже Эуген Блейлер в знаменитом «Руководстве по психиатрии» в начале XXвека [Блейлер, 1993]). Отто Фенихель приводит интересный клинический пример:
Рассмотрим простой пример нарастания симптоматики. Пациент компульсивно избегал числа три. Это число подразумевало для него сексуальность и наводило на мысли о кастрации. Он обычно делал все четыре раза, чтобы быть уверенным, что избежит проклятого числа. Несколько позже пациент почувствовал, что четыре слишком близко к трем, в целях безопасности он начал предпочитать число пять. Но пять – нечетное число, поэтому плохое. Оно было замещено числом шесть. Шесть – это два раза по три, семь – нечетное число. Пациент решил остановиться на числе восемь и считал его благоприятным в течение ряда лет [Фенихель, 2004: 401]).
А вот в заговоре:
Эти девять сильны против девяти ядов.
Змей заполз, убил он человека;
тогда Водан взял девять веток славы,
так поразил он змея, что тот разбежался на девять [частей].
Это противостоит боли, поражает яд,
это сильно против тридцати трех,
против руки врага и внезапного приступа,
против колдовства мелкой нечисти.
Теперь эти девять трав сильны против девяти убегающих от славы (фрагмент взят из книги [Топорова, 1996: 145]).
А вот как описывает магический обряд Джеймс Фрэзер в «Золотой ветви»:
Если, к примеру, колдун желает вызвать у своего врага головную боль, то делает его фигурку из теста и, прежде чем бросить ее в печь, прокалывает ей гвоздем голову. Но предварительно он должен воткнуть в фигурку обрывок одежды своей жертвы. Если он хочет, что бы его жертва сломала руку или ногу, то отрывает у фигурки соответствующую конечность. Если он желает, чтобы жертва страдала от непрерывной боли, то целый день бьет ее металлическую фигурку молотком на наковальне, приговаривая: «Как этот молоток бьет по наковальне, не останавливаясь весь день, так пусть несчастье преследует того-то и того-то всю жизнь». Так же поступают и с бумажными фигурками, прокалывая их гвоздями c колючками, или отрывая конечности. Чтобы жертва страдала всю жизнь, колдун в конце концов зарывает фигурку на кладбище, скотобойне, бросает ее в печь или колодец. Если фигурка брошена на дно реки, жертва будет непрерывно дрожать от холода; если же она погребена в печи, то жертва будет постоянно пылать от гнева. Если фигурка просто зарыта в землю, не будучи повреждена или проколота, жертва просто медленно умрет. Если фигурка представляет собой статуэтку, то достаточно того, что ее сделает колдун и произнесет над ней соответствующее заклинание; но если фигурка сделана из бумаги, то она должна быть сделана писцом, который наносит на тело и конечности каббалистические формулы [Фрэзер, 1998: 15–16].
Однако в чем смысл этого магического педантизма и как он связан с такими фундаментальными характеристиками обсессивно-компульсивных, как их анальные истоки, в частности, анальный садизм; как связана аккуратность и чистоплотность с анальностью – одними разговорами о «реактивном образовании», то есть образовании идей, противоположных исходным (изначально грязный, анальный – становится педантичным чистюлей; изначально садистично-жестокий делается добрым и мягким) (ср.: «… Упорную рациональность обсессивной личности можно рассматривать как реактивное образование против суеверного магического мышления, которое не полностью скрыто обсессивными защитами [МакВильямс, 1998: 367]), тут явно не отделаться; возникает вопрос: «А почему так происходит?»
Так, например, уже из приведенной цитаты из Фрэзера видна садистичность магии. Вот еще более жестокий фрагмент:
Если человек желает вызвать боль, болезнь и смерть другого, он идет к знахарю, имеющему этот фетиш, и, заплатив ему, пронзает гвоздем или ножом то место, в котором желает вызывать боль у своего врага. Удар ножом в жизненно важную часть приводит к мучительной смерти врага этого челове ка; укол гвоздем в плечо, локоть или колено вызывает острую боль в этом суставе и показывает, что человек не желает убить своего врага, а хочет вызвать у него ревматизм, нарывы или подобные недуги» [Там же: 17].
4. АНАЛЬНОЕ, СЛИШКОМ АНАЛЬНОЕ
Анально-садистические истоки компульсивных общеизвестны. Однако каким образом садизм связан с пунктуальностью, пока не представляется выясненным. Здесь мы должны обратиться к метапсихологическим основам психоаналитического понимания обсессивно-компульсивных расстройств. Огромную роль при обсессии играет отцовское Суперэго, оно является как источником педантизма, так и источником садизма, а в определенном смысле и источником магии. Обсессивный невроз – это «отцовский невроз», так как именно отец в первую очередь начинает играть все большую роль в жизни ребенка после прохождения им орального периода, когда основополагающую функцию для младенца выполняла мать и материнская грудь. Именно от отца исходят команды и запреты, которые к исходу Эдипова комплекса становятся командами и запретами Суперэго. Но обсессивное отцовское Суперэго играет по преимуществу анально-садистский характер. Именно отец, а не мать в большинстве случаев приучает ребенка пользоваться горшком, приучает его к туалетной морали. Именно отец, будущее Суперэго, заставляет педантично опорожнять кишечник в одно и то же время, откуда и происходит анальная фиксация и дальнейшее развитие невроза навязчивых состояний. В этом и состоит соотнесенность анальности и педантизма – команда отца-Суперэго звучит примерно так: «Испражняйся в одно и то же время». Но почему так необходимо испражняться в одно и то же время? На этот вопрос можно ответить, используя социальный и биологический аспект. Социальный аспект заключается в том, что психоаналитическое изучение обсессии и истерии, двух главных «неврозов переноса», началось еще в викторианскую эпоху, эпоху крайней регулярности, косности, ригидности, запретов, аскетизма, пуританства и педантизма. Биологический аспект заключается в том, что испражнение в одно и то же время соответствует естественному ритмическому распорядку дня ребенка, что считается полезным. Как ребенка приучают к регулярному кормлению, регулярному отходу ко сну, регулярным прогулкам, точно так же его приучают и к регулярному испражнению. Но испражнение вещь очень сложная. Вот что пишет об этом американский психоаналитик Геральд Блюм:
Анальная зона приобретает существенное значение в формировании личности, начиная иногда со второго года и вплоть до четырех лет. <…> Помимо разрядки напряжения стимуляция слизистой оболочки нижнего отдела кишечника при выделении экскрементов дает чувственное наслаждение, сравнимое с сосанием на оральной стадии <…>. Во второй фазе ребенок в большей степени наслаждается задерживанием, чем выделением фекалий. Одна из причин состоит в открытии того, что задерживание тоже может обеспечивать интенсивную стимуляцию слизистой оболочки. Другая причина – в высокой ценности, которую придают взрослые отправлениям кишечника. Если отходы ценятся другими, ребенок предпочитает задерживать, а не «отдавать». <…> Ребенок может утилизировать фекалии в качестве подарка, чтобы продемонстрировать любовь или сохранять их с целью выражения жестокости по отношению к родителям (Фрейд подчеркнул, что в своей функции подарка фекалии в культуре олицетворяют деньги, недаром грабитель-медвежатник оставляет возле ограбленного сейфа «кучу» в качестве эквивалента украденного – В. Р.) .