Идеи Бентама, в свою очередь, встречаются в социальной философии Сен-Симона. Подобно Бентаму, он утверждает, что «счастие народов составляет единственную и положительную цель социальной организации» [599] .

Подобно опять-таки ему, и даже употребляя выражения английского философа, Сен-Симон полагает, что сущность моральной проблемы «сводится к тому, чтобы поставить человека в такое положение, при котором его личный интерес и интерес общий постоянно между собою совпадают» [600] . Но, следуя за Бентамом, который сам только повторяет эти идеи, Сен-Симон в данном случае еще раз примыкает к Гельвецию и Гольбаху, т. е. к французской мысли XVIII века [601] .

В других отношениях, и притом по вопросам довольно важным, Сен-Симон сходится с теократами. Мало того что в одном месте [602] по поводу роли министра в королевстве он развивает взгляды, напоминающие Бональда; мало того что он признает сочинения этого писателя «изумительными, полными жизни, способными вызывать энтузиазм литераторов и ученых» [603] , он в то же время хвалит всю школу за обнаруженное ею живое чувство «систематического единства» [604] и необходимость стать именно на эту точку зрения для возрождения общества. Кроме того, Сен-Симон сам различает в произведениях этой школы два направления: одно ложное, связанное с идеей возвращения к феодализму; другое – превосходное, опирающееся на мысль, что для реорганизации Европы необходима «систематическая концепция» и что все политические планы, созданные со времени революции, представляют из себя лишь «ничтожные концепции». Если бы теократы ограничились только второю точкою зрения, то на них следовало бы смотреть как на истинных предшественников, так как они «направили умы прямо к производству и к установлению индустриальной системы» [605] .

Сен-Симон мог бы пойти еще дальше: он мог бы приписать теократам первую мысль о различии, которым он так широко пользовался сам и которым после него еще больше воспользовался Конт, – различии между критическими и органическими периодами, между сочинениями, относящимися к первому из этих периодов, и сочинениями, относящимися ко второму.

Установляя это столь важное различие [606] , он, в сущности, лишь повторяет или воспроизводит идею теократов. Они первые упрекнули революцию в том, что она имела главным образом отрицательный характер. Сен-Симон следует по их стопам, отождествляя значение слов «критический» и «революционный» [607] . Теократы первые сказали, что революция была кризисом, из которого нужно было выйти как можно скорее. Сен-Симон повторяет их, когда, изучая современное состояние общества, пишет: «Мы все еще находимся в периоде революции»; или когда заявляет, что «система не может быть заменена критикой, указывающей на ее недостатки», и что «конечным назначением общества не может быть жизнь среди развалин» [608] .

Правда, Сен-Симон обладает сильно развитым чувством разницы эпох и защищается от обвинения в желании возобновить XIII век в XVIII, отличаясь в этом отношении, и притом очень чувствительно, от теократов; тем не менее он бросает взгляд изумления и сожаления на старый строй Европы, «объединенной общностью учреждений в конфедеративное общество» [609] , и заявляет, что «только подобное состояние вещей могло бы все исправить» [610] .

В чем, несмотря на все эти точки соприкосновения с прошлым, Сен-Симон подготовляет будущее; на каком основании Мишле мог характеризовать его, верного ученика XVIII века, как самого смелого писателя XIX века – об этом легко догадаться, если обратить внимание на проблески в его сочинениях многочисленных идей, которые получат такое огромное значение, когда ими овладеют позитивизм и социализм.

Литтре, стараясь доказать оригинальность Конта, вполне справедливо замечает [611] , что Сен-Симона нельзя считать основателем положительной философии, так как у него не было ни ясного представления о социологическом законе, ни твердого и устойчивого понятия о всеобщем применении научного метода. Разумеется, оригинальность Конта несомненна, и ум Сен-Симона не был так методичен, как ум Конта. Тем не менее весьма значительная часть взглядов, вошедших в положительную философию, уже находится у Сен-Симона, и последний вполне сознает их значение.

Выше я приводил уже деление периодов и сочинений на критические и органические. Я не имею в виду приводить взгляды Сен-Симона на положительную эпоху [612] в пользу и против метафизики [613] и проч… Но как не отметить следующих указаний, которыми, как мы увидим, впоследствии воспользовался Конт: сходство в развитии индивидуума и общества; мысль, что конечную цель трудов философа составляет «наилучший способ социальной организации?» [614] Все эти частные мнения, будучи сближены между собою и координированы методическим и могучим умом Конта, примут у последнего вид системы; тем не менее ранее в изолированном виде и без связи друг с другом они встречаются у Сен-Симона.

Подготовляя позитивизм, Сен-Симон вместе с тем является настоящим родоначальником социалистической мысли нашего времени. Его роль в этом отношении превосходит даже роль Фурье и Прудона. Не то чтобы у Сен-Симона социализм имел вид законченной доктрины. Но не говоря уже о том, что он указал на организацию собственности как на кульминационный пункт всякой социальной организации и показал, что здесь именно должна быть произведена первая реформа, без которой немыслимы все остальные, он обратил также внимание выступивших после него социалистов на противоположность между трудом и капиталом [615] и даже формулировал эту противоположность как борьбу классов [616] .

Во имя какой же доктрины работал Сен-Симон? Во имя ли индивидуума и его права или во имя государства и его власти?

Сен-Симон охотно говорит о свободе. Он упрекает революцию в том, что она не уменьшила деятельности правительства [617] . При новом строе роль правительства должна быть сведена до минимума. Но к этой тенденции у него присоединяются другие. Я говорю не только об изменчивости его политических симпатий; ни о том факте, что сначала, преклоняясь перед Наполеоном, приветствуя его как «научного вождя человечества», выражая желание стать «его ученым лейтенантом» [618] , позднее он строго осуждает его [619] ; ни об его уверениях в лояльности по отношению к монархии [620] ; ни о том множество раз повторяемом им утверждении, что промышленная революция, будучи вполне согласимой с легитимизмом, должна быть произведена самим королем [621] ; что французская нация «возвратит таким образом свободу своему королю, пленнику старинной знати и буржуазии» [622] ; ни о том призыве, с которым он обращается к Священному Союзу, чрезмерно восхваляя последний за то, что он движет вперед цивилизацию самым положительным образом [623] ; ни, наконец, об его неоднократных заявлениях, что его доктрины не имеют ничего разрушительного, что они «консервативны», что они стремятся избежать политических потрясений, изменения государственных форм и проч. [624] Все это в весьма значительной степени объясняется безалаберностью его существования, желанием добиться для себя и для своих взглядов, если уж не покровительства, то, по крайней мере, благожелательного отношения власти. Но если обратиться к соображениям другого порядка, то оказывается, что свобода, о которой он часто говорит, не находит и не может найти у него благоприятной почвы, на которой она могла бы пустить прочные корни.