Впрочем, к этому принуждает их политическая работа, которой они задаются [1074] . Они стараются примирить старую Францию с новой и для достижения этого вынуждены остерегаться одновременно и партизанов старого порядка, и учеников революции. Они занимают как раз середину между этими двумя партиями, и это положение часто заставляет их отказываться от следствий, вытекающих из принятого ими принципа, или от самого принципа, принимая, однако, его следствия.

Королевскую власть, например, они понимают очень сходно с людьми старого порядка, но борются против вмешательства двора в политику, против привилегий и привилегированных и требуют прав, гарантированных правильной конституцией. Еще пример: они стремятся основать конституционную монархию, но не признают за выборной палатой ни права инициативы, ни права руководить политикой кабинета. Вся доктрина Ройе-Коллара (или Гизо в его первых произведениях) сводится к постоянным компромиссам, к пышным фразам, прикрывающим сделки между фактом и правом в ущерб последнему. Гизо является типичным теоретиком того направления, которое впоследствии получило название оппортунизма [1075] .

Когда изучаешь Ройе-Коллара, невозможно отделить его политическую философию от переживаемых им событий. Мало того, что вся его философия содержится в речах, т. е. в известных актах: все ее выводы продиктованы ему ненавистью к деспотизму Конвента, от которого ему пришлось пострадать. Понятие народного верховенства для него навсегда осталось связанным с самыми ужасными воспоминаниями о революции. Поэтому-то он решительно отрицает: и принцип этого верховенства – естественное право гражданина заключать общественный договор; и его приложение – равенство политических прав; и его главное следствие – господство выборной палаты [1076] .

Народное верховенство покоится на ложном понимании природы общества. Общество не «простое собрание известного числа индивидуумов, выражающих свою волю». Оно не совсем «однородно». Оно слагается из «интересов», одни из которых, действительно, общи всем его членам, а другие – свойственны только известным группам граждан. Эти интересы должны быть представлены, откуда весьма двусмысленное название – представительное правление. Представительство интересов будет тем лучше обеспечено, чем больше будут конкурировать между собою из-за влияния на общественные дела власти, различные по происхождению и по характеру. Так, в старой Франции процветало «множество местных учреждений и независимых магистратур», которые, не покушаясь на верховенство, ограничивали власть государя [1077] . Все эти власти должны иметь самостоятельное историческое происхождение [1078] .

Участие в выборах не составляет право гражданина: это обязанность, предполагающая известную способность. Гизо еще решительнее, чем Ройе-Коллар, формулировал различие между «неравными правами» и всеми прочими [1079] . Каждый человек обладает некоторыми правами «потому только, что он человек». К ним относятся «свобода совести и большая часть так называемых прав граждан». Но существуют иные права, которые распределяются сообразно различным видам неравенства, какие Провидению угодно было установить между людьми. К числу таких принадлежит право участвовать в образовании политического общества и в учреждении правительства. «Оно не присуще человеку как таковому, а зависит от способности индивидуума, рождается вместе с нею и узаконяется ею же» [1080] . Мы увидим сейчас, как Ройе-Коллар и Гизо определяют и измеряют избирательную способность.

Палата, выбранная гражданами, выполняющими этим свою обязанность, не должна и не может претендовать на верховную власть. Признавать за ней эту власть – значит вводить «деспотизм многих» [1081] вместо деспотизма одного человека. Поэтому Ройе-Коллар настойчиво отмечает оригинальный характер французской монархии по сравнению с английской [1082] . Во Франции верховным владыкой является не парламент, а совокупность многих независимых властей различного происхождения: король, наследственные пэры и выборная палата. В особенности король; инициатива его должна оставаться абсолютной и ненарушимой; он не только царствует, но и правит; он даровал Хартию, которая дала жизнь палате; Хартия создает чиновников, обязанность которых состоит в выборе депутатов [1083] . Избранные таким образом депутаты не должны ни свергать министров, ни вмешиваться в правление, ни проявлять какую-либо инициативу. Между французской монархией и английским образом правления нет никакого сравнения. Правительство нельзя пересадить, подобно растению [1084] . Действительно, в монархии, основанной на Хартии, «представительства совсем не существует». Поэтому весьма ошибочно применяют к ней заимствованное у иностранцев название – представительное правление. Ройе-Коллар тем не менее пользуется этим термином, но упрекает себя за это, и в одном характерном отрывке объявляет его лишенным смысла [1085] .

В чем же состоит политическая способность, дающая участие в выборах? Если бы Ройе-Коллар признал выборную палату органом мнений, он, очевидно, принужден был бы приписать политическую способность всем гражданам или, по крайней мере, тем из них, которые достигли достаточной степени культуры для того, чтобы составить себе известное мнение. Получилась бы или всеобщая подача голосов, или такая, при которой были бы исключены одни безграмотные. Но Ройе-Коллар не желает допускать представительства мнений. Выборная палата у него служит органом известных интересов [1086] . Выполнить функцию избирателя способен только тот гражданин, который по своему состоянию и по своим склонностям кажется наиболее пригодным для поддержания этих интересов. Отсюда – ценз, влекущий за собою сосредоточение политической власти в руках крайне малочисленного класса. Такова, по крайней мере, первая формула, на которой останавливается мысль доктринеров. Впоследствии возникли и другие.

У Ройе-Коллара «известным образом установленная верховная власть свободных правительств» допускает вмешательство чиновников, очевидно, способных по своему состоянию разумно служить интересам, органом которых служит выборная палата. Затем является Гизо, сглаживает резкости этой теории и ставит между божественным правом и верховенством народа так называемое им верховенство разума [1087] . Средние классы, обладающие избирательным цензом, представляются ему как бы естественными хранителями политического смысла, и весь ход истории цивилизации, по его мнению, складывается в пользу появления этих классов. Наконец, вносит свою долю и эклектическая философия. Ремюза, доктринер второго периода, когда границы между доктринерством и либерализмом теряют определенность, преобразует теорию Гизо и Ройе-Коллара, примешивая к ней эклектическую теорию разума. «Высший разум, невидимо присутствующий, сообщается с разумом человеческим. Кто же, следовательно, может быть избранником? Люди, наиболее способные дать перевес справедливости, разуму и истине» [1088] .

Исправленная таким образом формула нравится Ройе-Коллару своей велеречивостью, и в одной из своих последних речей (1831 года) он присваивает ее себе, делая еще более величественной. Представительное правление – это «осуществление прекрасной теории Платона: организованная справедливость, живой разум, вооруженная мораль» [1089] . На словах он как будто очень далеко отошел от своей речи 1816 года, но сущность почти не изменилась, и Платон справедливо удивился бы, узнав, какие «интересы» защищались тут его именем.