Люди делали по сказанному. Поначалу они часто спрашивали шаманов — не проснулся ли Нум? Шаманы говорили о терпении. Так прошло много поколений, и люди устали. Потом не стало великих шаманов, способных подниматься в высшие небеса. Но каждую весну люди кропили землю на восход кровью белого оленя, поскольку так делали их предки на много поколений вниз. Жертву приносили не с надеждой, а от боязни нарушить заведенный порядок. И хотя многие, особенно самые умные из людей, понимали бессмысленность жертв спящему богу, ни у кого не поднималась рука первым нарушить то, что заведено от начала времен. К тому же один олень — не так уж много даже для бедной семьи.

Зато Нга был близок, как ладонь, и черных оленей резали с замиранием сердца. Кому-то и вправду удавалось в год после жертвы избежать большого несчастья. Но тот, кто мог видеть дальше собственного носа, понимал, что вдохновенная жертва, уберегая одних, не уберегает многих, и смерть рано или поздно получит свое. Души людей оделись тревогой.

Но однажды нашелся человек, которому пришла на ум простая и спасительная мысль. Человек подумал, что один олень для бога самого близкого людям — это мало, оскорбительно мало. Это ничто, нет, это хуже, чем ничто, — это как плюнуть в глаза. Человек принадлежал к какому-то простому роду, вроде людей Ивы, Ручья или Мыса. Он поведал о своей мысли родичам и, наверное, смеялся оттого, что об этом никто не додумался раньше.

— А сколько оленей для Нга в самый раз? — спросили родичи.

— Нисколько, — ответил человек, чем изумил всех.

Чтобы не оказаться побитым, он сразу изложил свой замысел.

— Такому могущественному богу не нужны олени. Они не жертва.

— Как не жертва?!

— Жертва — это как отрезать у себя кусок сердца, — сказал человек. — Если бы тайга опустела, и этот олень был последним и, убив его, мы все подохли бы с голоду — тогда, да, жертва.

— Не понимаем, — сказали люди.

— Сейчас поймете.

Он был смелым человеком — он подошел к одному из воинов и сказал:

— У тебя молодая жена. Любишь ее? Сильно любишь?

— Да, — ответил воин.

— Отдай ее Нга. Окропи кровью закат. Тогда это будет жертва.

Пока воин глотал воздух, пытаясь понять неслыханную дерзость, человек подошел к начальнику рода.

— А ты отдай сына. Сколько ему? Месяц? Отдай наследника Нга — это будет не оскорбительно для него. Это будет радость для него, ибо он поймет, что никто не чтит его так, как почитаешь ты. Тогда Нга обойдет бедой твоего нового сына и всех нас.

— А ты, — человек крикнул воину, — возьмешь себе три жены, и каждая будет лучше нынешней. Теперь вы понимаете, что такое жертва?

Воин хотел убить человека, но начальник рода остановил оружие.

— Что же тогда ты сам можешь предложить Нга?

— Пока только свой ум. Нга все видит и знает, кто подал вам такой совет. Когда обрасту людьми и добром, как все вы, — посмотрим.

— Какой жертвы в таком случае захочет Нум? — спросил начальник рода.

— Нум? — улыбнулся человек. — А разве он существует?

Его хотели разорвать деревьями, но передумали — его избили и выбросили в пустую землю.

Человек догадывался, что жизнь ему спасли слова о том, что Нга видит тех, кто дает добрые советы людям, — и он не ошибался.

С отбитыми ногами и грудью он умер бы от голода, достался зверю и гнусу, но через несколько дней его нашла молодая женщина, жена того самого воина. Она принесла немного еды, лук, стрелы и топор, а кроме того снадобье из медвежьей желчи, которой вылечила раны человека. Женщина сказала, что сбежала к нему от мужа потому, что не видела столь храброго мужчину, хоть и невеликого телом.

Они выжили: вырыли землянку, накрыли ее деревьями, березовой корой и шкурой лося, которого мужчина добыл поздней осенью, переждали великий холод, а в конце весны женщина родила ребенка — девочку — и отдала ее мужу, чтобы тот посвятил ее подземному богу.

Потом она рожала каждый год, и ее сыновей — а это были только сыновья — не трогали болезни и холод.

Тот человек и та женщина стали родоначальниками людей Нга.

Их потомство расселялось по тайге, вышло за ее пределы, добралось до моря; оно дробилось на малые рода и семьи, каждая из которых свято держалась обычая — каждый год посвящать своему покровителю первенцев, а когда не было таковых — самое дорогое, что имели. Люди помнили главное — нет более скверного дела, чем оскорблять богов нестоящими жертвами.

Другие юрацкие рода, и даже чужие народы, знали, чем держатся люди Нга. Они пытались одолеть их войнами, но победа оставалась на стороне людей Нга. И потом, когда сменилось множество поколений, и уже никто не знал в точности, следуют ли своему обычаю потомки храброго отца и храброй матери, молва хранила страх перед великим родом. Страх рисовал дивные, невиданные узоры, хотя тот, кому приходилось сталкиваться с людьми Нга, видел, что снаружи они ничем не отличаются от других жителей тайги. Кому-то они казались даже приветливее прочих — Ябто, например, провел несколько приятных дней в стойбище оленевода Хэно.