Рукавичка держалась в отдалении от прочих собак, сильных разномастных псов, немного притихших после пути через долину, покрытую широким узором волчьих следов. Паук обнял ее за шею, что-то сказал на ухо, и Рукавичка побежала вверх. Ее тонкие, упругие лапы легко находили опору между камней. Вскоре она исчезла из виду и спустя немного времени подала голос с высоты.

— Там, — сказал Передняя Лапа, не отрывая взгляда от вершины.

Он обернулся к Пауку и несильно ударил его кулаком в середину груди.

— Ты пойдешь со мной.

Паук улыбнулся. Внезапно из-за спины вожака показался Оленегонка.

— Мы втроем нашли след, а вся честь Хэтанзи?

— Хорошо, иди с нами.

— А наш брат?

Печень, будто зная о чем разговор, подошел ближе, чтобы попасть на глаза вожаку. Передняя Лапа увидел щекастого парня, который глядел на него, как попрошайка.

— Слишком тяжел. Останется здесь.

Сказав это, вожак повернулся к воинам и приказал окружить гору.

Втроем они двинулись к вершине.

Они без труда нашли убежище внутри горы.

Передняя Лапа выстрелил в глубину — стрела отозвалась гулким щелчком — и первым исчез в пещере. Следом вошли Оленегонка и Паук.

Свет проливался в жилище беглецов, и глазам не понадобилось много времени, чтобы привыкнуть к темноте. Кругом были следы человеческой жизни — кости, перья, заячьи шкуры. Передняя Лапа спустился в самый низ и, разглядывая влажные, местами заиндевелые стены, понял, что укрытие не столь велико и дальше пути нет.

— Эй…

Паук спустился к вожаку, поднес к его лицу руку, дунул на нее и произнес глухим подрагивающим голосом:

— Он теплый… совсем теплый.

— Кто?

— Пепел… Там был очаг, я опустил руку в пепел, он совсем теплый, как будто жгли сегодня ночью.

Вожак рывком поднялся наверх. Там, в неглубоком провале, он различил следы костра — головни и разбросанные сучья. Спускаясь, он не разглядел очага. Оленегонка неподвижно сидел на корточках, опустив руку в середину черного круга. Хунгаль взял горсть пепла — забытое тепло растекалось по пальцам.

— Как же так? — спросил Оленегонка.

В голубой линии света вожак поймал его потерянный взгляд.

— Как же так…

Передняя Лапа не знал, что сказать. Он потерялся сам.

— Значит, у него есть огонь, — промолвил Паук. — У него есть, а у нас нет… Почему, вожак?

Ответа не было, и молчание длилось долго.

Передняя Лапа прожил вдвое больше, чем эти мальчишки.

Он сам имел троих сыновей, старший из которых совсем скоро сделает семь шагов своего отца; он не впервые водил людей в набег, бывал на краю гибели, видел такое, что не в силах постичь разум. Одно лишь он знал точно — чтобы водить людей, нужно чувствовать приближение мига, когда единая воля войска может рассыпаться, как стадо, у которого отняли вожака. Тогда нельзя молчать, даже если сам не видишь выхода. Передняя Лапа сказал.

— Это не Нохо.

— Кто же? — спросили оба.

— По тайге шатается много бродяг…

Длинноногий Паук вынул что-то из мешочка на поясе и подал вожаку. Это был узкий наконечник стрелы с обломанным острием.

— Я нашел его здесь. Хотел оставить себе… Видишь насечку? Нохо метил свои стрелы. Я знаю его столько же, сколько знаю себя. Однажды… давно… он говорил мне, что у него с братом есть свой чум, о котором никто не знает. Мы в этом чуме. Это Нохо, и больше никто.

Вожак встал. Он говорил тихо и грозно.

— Если у Нохо есть огонь, а у нас нет, значит, так захотела Мать. Теперь слушайте внимательно. Хотите вернуться живыми — молчите о пепле. Нохо ушел. Но он где-то здесь, и надо его найти.

Вожак развернулся и быстро пошел к выходу.

Первое, что увидел Передняя Лапа, было небо, изливавшее на землю бесконечный белый поток.

Старик Хэно лежал в своем чуме на подстилке из лапника, мха и меха, укрытый тремя шкурами.

В чуме был только он и девушка — его внучка.

Чтобы сохранить призрачные остатки тепла, дымовое отверстие было закрыто шкурой.

— Убери шкуру, — попросил старик.

— Зачем? Засыплет тебя.

— Убери и иди к кому-нибудь.

Девушка взяла лесину, молча убрала шкуру. Столб бледно-голубого света вырос посреди чума. Клубы пара перекатывались в нем.

Девушка поставила перед стариком деревянное блюдо с сушеным мясом.

— Ешь.

— Возьми себе.

— Не могу, — сказала девушка и всхлипнула. — Меня тошнит… Дедушка, долго нам ждать?