Шрифт:
По мне это было уж слишком. Словно Земля вращалась под дуновением ветра. У меня закружилась голова.
Грэма маршировала с опущенной головой и задумчивым видом.
— Значит… тебе известно то, что знают другие люди?
Левеза громко рассмеялась:
— Знает! Она знает!
— А что знают Псы? — не унималась Грэма.
Кошка продолжала рассказывать вещи, звучавшие как неуклюжие шутки.
— Неживые вещи тоже произрастают из семян. Камни, воздух и вода состоят из крошечных частиц. Все Псы об этом знают.
— А Козы?
— О, Козам известно, где берет начало Вселенная.
— А электричество? — допытывалась Грэма, без страха подступая к Кошке. — Все, что знаем мы, бесполезно без электричества.
— Быки, — пояснила Кошка. — Никогда их не видела. Но слышала. Идите на юг и сразу поймете, где они, потому что у них есть лампы, которые сияют электричеством!
— Мы могли бы создать совсем новый табун, — пробормотала Левеза.
— Табун из всех людей, которые объединятся. Могли бы сложить их знания.
Кошка повернулась на живот и прикрыла глаза лапой. Грэма взглянула на нее, потом на меня, и мы подумали одно и то же. Раненая, без воды и еды… меня затошнило, словно болезнь Кошки угнездилась в моем животе. Почему Левеза не чувствует всего этого?
— Тогда нам пришлось бы постоянно оставаться вместе. И перемешаться между собой, иначе забыли бы все, — вмешалась Грэма, словно защищая Кошку.
— У Медведей есть что-то, именуемое письменностью. Какие-то записи. Но только у белых, самых больших. Далеко на юге.
— В самом деле? — удивилась Левеза. — Если бы мы могли обучиться письму, разослали бы знания по всем племенам.
— Я подумывала об этом, — тихо сказала Кошка. — Собрать всех вместе. Только мои люди съели бы их.
Это был один из чересчур ясных дней, когда на небо, в конце концов, наплывают облака. Но пока солнце просто слепило.
— Дельфины в море, — пробормотала Кошка, как во сне. — Они знают, как рождаются и остаются в небе звезды. Используют их, чтобы прокладывать морские пути.
Солнце и ветер.
— Морские черепахи понимают и знают, как смешивать различные элементы.
— Ей нужна вода, — заметила Грэма.
— Мы спускаемся вниз и скоро встретим ручей, — отмахнулась Левеза.
Мы шагали вперед, навстречу цветной капусте облаков.
Грэма и я по очереди тащили фургон. Не знаю, каково это — тянуть его в гору, но когда идешь вниз, передок фургона подталкивает тебя в плечи, и ноги подкашиваются от усилий сдержать бег колес.
До чего же неприятно носить упряжь: ты не можешь быстро бежать, ты несвободен. Скован тяжелым фургоном.
Как-то я оглянулась и увидела крепко спящую Левезу, которая лежала бок о бок с Кошкой.
Я вдруг обнаружила, что способна думать, как Левеза, и сказала Грэме:
— Я не умею стрелять. Так что смотри в оба.
Поэтому мне пришлось в одиночку тащить фургон, а Грэма стояла над Левезой с винтовкой в руках, и я не знаю, кто из нас был лучшей мишенью.
Склон стал круче, и мы вошли в узкую долину, скорее, промоину между утесами. Ветер постоянно менялся, одолевая нас кошачьей вонью.
— Они вернулись, — сказала я Грэме.
Запах пробудил Левезу.
— Спасибо, — сказала она. — Вам обеим следовало бы присоединиться к остальным.
Она тяжело спрыгнула на землю и пристально вгляделась в меня. В глазах плескалось что-то вроде извинения.
— Чува там одна.
Грэма дважды подтолкнула меня коленом. Левеза была права. Пока мы взбирались наверх, к остальным, я заметила:
— Коты не могут покидать свою территорию.
— Они преследуют Левезу. Хотят покончить с Мэй.
Иными словами, Левеза притягивала к нам Котов.
— Только другим не говори, — попросила я.
Стена лиц над нами, на вершине холма, расступилась, чтобы вобрать нас, и сомкнулась снова. Мы нашли Чуву, игравшую со своими сверстниками. Она забыла Котов, Левезу, все на свете, громко хохотала и дергала меня за гриву. Мы пустились в путь и постепенно догнали Левезу. И услышали, как они с Кошкой о чем-то шепчутся.
— О чем, спрашивается, могут они беседовать? — спросил Рейо, мой кузен.