Первое, что стремятся заимствовать у европейцев мусульманские правители и мусульманские общества, – это оружие и военные приемы, необходимые для борьбы с теми же европейцами. Реформы в Турции, Египте и Иране (как и реформы в России) начинаются с введения армий европейского типа. Они также, естественно, вызывают консервативное сопротивление, ибо это – тоже нововведение, но такое сопротивление не может быть слишком большим, так как оружие и военная техника необходимы именно для защиты традиционного образа жизни. Но очень быстро выясняется, что просто оружия недостаточно. Нужно уметь создавать его самим, нужна своя техника, свои специалисты-инженеры и рабочие, свои заводы и железные дороги. Начинается процесс европеизации, идущий от самых периферийных элементов европейской культуры – прежде всего от военной техники и от чисто внешних атрибутов, но постепенно проникающий все глубже и глубже. При этом, естественно, никакие идеи прав человека первоначально не проникают. Наоборот, правители используют новую технику и новые принципы организации, необходимость которых более или менее сознает все общество, для укрепления своей власти и освобождения от традиционных ограничений, прежде всего – ограничений со стороны шариата.

Но постепенно за новой техникой и новыми институтами начинают проникать и новые идеи. Уже в 1876 году в Турции провозглашается первая в мусульманском мире конституция, а в 1918 в Азербайджане провозглашается первая в мусульманском мире республика. Что происходит в ходе этих процессов с шариатом?

Отрицать и отменить шариат – вечный закон Бога – не может ни один мусульманин, но если шариат не отменяется, то он все более «отодвигается» на периферию общественной жизни. Сфера его действия постепенно сужается до сферы семейного права, он заменяется новым законодательством, начинает все более произвольно толковаться в «модернистском» плане. В книге А. Ан-Наима приводятся многочисленные примеры такого «вольного» и, как считает автор, интеллектуально нечестного и лицемерного обращения с шариатом. Очевидно, своей кульминации этот процесс вытеснения шариата (и вообще ислама) из общественной жизни достиг в ататюрковской Турции, провозгласившей себя светским государством и даже запрещающей чисто внешние атрибуты шариата, например, запрет для женщин появляться в общественных учреждениях в платке.

Однако постепенно выявляются границы этого процесса. Подавляющее большинство населения мусульманских стран – верующие люди. А это значит, что шариат продолжает жить. Он живет в сознании людей как неотъемлемый элемент веры, которой они на деле не следуют, но от которой они и не отрекаются. Это как неисполняемое требование совести. И поэтому сохраняется вероятность того, что изгнанный на периферию общественной жизни шариат вновь перейдет в наступление. В мусульманском мире социальный протест всегда оформлялся как стремление вернуться к справедливым порядкам государства пророка и первых «праведных» халифов. Но в современном мусульманском мире к социальному протесту прибавляется еще и мощный культурный протест против засилия европейской и американской культуры. Движение назад, к шариату – совершенно естественная форма такого протеста. И если турецкая революция под предводительством Ататюрка и созданный ей режим – это кульминация сознательно европеистских тенденций и предельная форма движения от шариата, то иранская революция под предводительством айятолы Хомейни, сделавшая шариат реальным законом страны и поставившая у власти правоведов, специалистов по шариату, – это наиболее яркая и «классическая» форма обратного процесса. Сейчас этот «исламизм», как мне представляется, привлекающий своей упрощенностью, жесткостью и даже жестокостью (все очень просто: у воров надо отрубать руки – и дело с концом) и пафосом служения и борьбы, – приблизительно тот же психологический тип, который в свое время в Европе привлекала идеология фашизма. Он уже начинает отступать в Иране, активно проникает в СНГ и Россию, находя благоприятную почву в наших условиях идеологического и морального распада.

Было бы совершенно неправильно видеть в секуляризме только победу прав человека и демократии, а в возрождении ислама и возвращении шариата – только попятное движение. Когда в Турции борьба со средневековыми пережитками доходит до того, что пришедшие в университеты в платке студентки, или, как это недавно было, явившаяся в платке на заседание парламента женщина-депутат изгоняются, непонятно, где проявляется нетерпимый дух Средневековья – в ношении платков или в секуляристской борьбе с ними, кто отстаивает демократию и даже права женщин – молодые мусульманки или их светские преследователи. С другой стороны, созданный революцией в Иране режим, хотя и ввел чадру и поставил во главе государства исламских правоведов, но одновременно впервые в иранской истории стал проводить основанные на всеобщем избирательном праве действительно честные альтернативные выборы (хотя и выборы всего лишь парламента и президента, а не «духовных лидеров», которым на деле принадлежит высшая власть), приобщив тем самым народные массы к принципам демократии. А это означает, что его антизападная идеологическая направленность объективно сочетается в нем со значительной степенью реального принятия, усвоения и укоренения «западных» демократических принципов. Не всякое движение, которое субъективно устремлено вперед, действительно является прогрессивным, и не всякое движение, которое провозглашает своим идеалом возвращение назад, действительно возвращается назад. (В России, где 70 лет правил антидемократический режим с ультрапрогрессистской идеологией, доказывать это положение излишне.) Реально движение вперед идет и в секуляристской форме – хотя и не так быстро, как это представляется самим секуляристам, и во внешне реакционных формах.

Однако ни секуляризм, ни шариатизм не решают, как это подчеркивает А. Ан-Наим, основной проблемы мусульманского общества, не устраняют основного препятствия на его пути к современному обществу, основанному на правах человека. Секуляризм не в силах до конца справиться с шариатом, полностью отрицать который не может ни один верующий мусульманин. Шариатизм также не может вообще отрицать современные принципы прав человека, которые слишком неразрывно связаны со всеми аспектами современного общества и проникли в сознание самих «фундаменталистов». А. Ан-Наим очень интересно показывет, к каким самообманам вынуждены сейчас прибегать сторонники шариата, которые просто не могут не преподносить шариат как современного типа правовую систему, «замазывая» все его «неприятные» стороны и объективно совершенно произвольно трактуя его и отступая от него на каждом шагу. Сознание и секуляристов, которые все равно в какой-то мере мусульмане, и мусульманских фундаменталистов, которые все равно-современные люди, уже усвоившие в какой-то мере ценности современного мира, оказывается болезненно раздвоенным, их позиции – непоследовательными, компромиссными.

А. Ан-Наим вслед за своим учителем М.Тахой предлагает свое радикальное решение этой проблемы, позволяющее мусульманам отказаться от сложившегося шариата, но оставаться при этом верующими мусульманами, и преодолевающее раздвоенность современного мусульманского сознания.

Мы уже говорили, что в шариате существует принцип, согласно которому если в Коране или Сунне содержатся противоречащие друг другу указания, то более позднее указание отменяет более раннее. При этом более поздние указания – это как раз указания, которые давались пророком (или через пророка Богом) в ходе построения мединского государства и борьбы за объединение арабских племен и на которых прежде всего и основывается шариат.

М. Таха и А. Ан-Наим предлагают «перевернуть» этот принцип и признавать в случаях противоречий отменяемыми, наоборот, более поздние указания. Они не отрицают при этом, что поздние стихи Корана – это тоже откровение. Но это – откровение, которое, как они полагают, Бог дал через Пророка именно применительно к конкретным условиям того времени и той культуры и конкретной задаче – построения в этих условиях мусульманского государства и общества. Это, если так можно выразиться, «условное» откровение. Напротив, мекканские стихи – это именно вневременное, данное безотносительно к времени и месту (и именно поэтому отвергнутое не готовым к его восприятию обществом) откровение. И это – откровение, в котором не только нельзя найти противоречий с современными принципами демократии и прав человека, но в котором, как считают М. Таха и А. Ан-Наим, эти принципы имплицитно содержатся. Например, из хадиса, передающего слова Пророка, содержащие «золотое правило» этики – не делать другим того, что ты не хочешь, чтобы они делали тебе, – А. Ан-Наимом логически выводятся все принципы современного конституционализма.

Этот «коперниковский» переворот в подходе к Корану позволяет, как считают А. Ан-Наим и его учитель, освободиться от исторического шариата и начать перестройку законодательства мусульманских стран на новых принципах – не заимствуя просто законодательство западных стран и «задвигая» шариат, но создавая свое законодательство, базирующееся на раннем, общечеловеческом и данном Богом безусловно, а не применительно к условиям места и времени, откровении. Такое законодательство будет, с одной стороны, как бы новым шариатом, но основанным на новых принципах и «открытым», подлежащим дальнейшему развитию и пересмотру, с другой – аутентично мусульманской версией общих принципов современной демократии.