Время не стоит на месте, технологии меняются быстрее людского сознания, но и люди стараются не отставать: кто-то вдруг бросает все и уходит жить в лесную землянку, кто-то спивается, садится в тюрьму, умирает или просто говорит: да подите вы все к черту, я вас больше не боюсь! Иные сходят с ума; замечено, что особенно часто это происходит именно с теми, кто, игнорируя реальный мир, по-настоящему живет лишь в виртуальном пространстве. Поэтому время от времени — довольно редко, не чаще одного раза в три — пять лет, Федор Филиппович при личной встрече объявлял: «Меняем резервный канал», — и объяснял, как это будет выглядеть на сей раз.

Последняя такая смена произошла чуть больше трех лет назад. За эти три года резервный канал связи не использовался ни разу, технологии за это время опять успели перешагнуть пару-тройку когда-то казавшихся недосягаемыми горизонтов, и, когда Глеб, войдя в интернет, увидел во всплывающем окне объявление, рекламирующее услуги элитного собачьего парикмахера, его неприятно поразила убогая архаичность графического оформления этого, с позволения сказать, шедевра.

Ни телефонного номера, ни адреса, хотя бы электронного, в объявлении, разумеется не было. В эту самую секунду данное объявление наверняка красовалось на миллионах работающих мониторов по всему миру, но лишь один из всех, кто его видел, понимал, что это не просто цифровой мусор, которым захламлена информационная сеть.

Для агента по кличке Слепой это был сигнал тревоги. Федор Филиппович давал понять, что неприятности, которые он предвидел, начались, и они достаточно серьезны, чтобы задействовать Глеба в качестве свободного агента с правом самостоятельных действий — секретного резерва, как выразился его превосходительство, или, по словам самого Слепого, туза в рукаве.

Этот сигнал означал, что все прежние явки, пароли и каналы связи надлежит считать недействительными и не подлежащими дальнейшему использованию. Он означал, что с момента его получения Глеб может считать себя абсолютно свободным и действовать по своему усмотрению: залечь на дно и не высовываться, потихонечку проживая накопленные за годы работы наемным стрелком капиталы, сбежать за границу или на свой страх и риск попытаться выяснить, что случилось, и исправить положение.

Строго говоря, это была почти катастрофа. Каких-то особенных эмоций Глеб по этому поводу не испытал. Таких сигналов Слепой не получал еще ни разу, но катастроф на своем веку навидался предостаточно и успел понять, что суета, беготня, вопли и мелодраматические жесты от катаклизмов еще никого и никогда не спасали. Он лишь мимолетно порадовался тому, что благосклонная и предусмотрительная фортуна так вовремя ниспослала ему компанию ростовских гопников. Выражаясь их языком, пацаны конкретно попутали рамсы; как часто бывает в аналогичных ситуациях, им это дорого обошлось, зато Глеб заблаговременно уладил вопрос, в его нынешнем положении обещавший стать трудноразрешимым. Он ценой минимальных усилий обезопасил Ирину и развязал себе руки; обвести вокруг пальца шайку хулиганов-переростков оказалось несложно, но каково было бы проделать то же самое с бригадой опытных оперативников?

Служба в органах чем-то сродни армейской, а армейская тем и хороша, что на случай любой неожиданности всегда имеется наготове соответствующая инструкция, параграф устава, пункт приказа или строчка в боевом расписании. Солдаты всегда недовольны — кому же понравится, когда его с утра до вечера дрессируют, как цирковую собачку? Зато, когда в расположении части вдруг начинают рваться снаряды, всплескивать руками и думать, что теперь делать, некогда и незачем: все хватают, что за ними числится, бегут, куда следует, и делают, что положено по уставу, даже не особенно задумываясь, настоящий это бой или просто очередная тренировка.

Глеб выключил компьютер, быстро, но без суеты побросал все, что могло ему пригодиться, в дорожную сумку, оделся соответственно обстоятельствам и вышел из квартиры, старательно, на все обороты, заперев за собой оба замка. По пути в гараж он остановил машину у киоска союзпечати и приобрел вещицу, которой давненько не пользовался ввиду победного шествия по российским просторам несокрушимой когорты операторов мобильной связи, а именно телефонную карточку. Старикашка Ростелеком явно проигрывал в конкурентной войне, но пока не сдавался, и, поискав всего-то с четверть часа, Глеб обнаружил исправный, работающий уличный таксофон. Вставив карточку в прорезь, он по памяти набрал известный очень и очень немногим городской номер, по которому при некотором везении можно было дозвониться Федору Филипповичу в его служебный кабинет, минуя приемную.

Номер долго не отвечал. Потом трубку сняли, и незнакомый мужской голос, шелестящий тембр которого делал его очень похожим на голос действующего главы государства, без какой-либо интонации произнес:

— Слушаю.

Глеб выдвинул вперед нижнюю челюсть, напряг голосовые связки и хриплым прокуренным басом почти прокричал в микрофон:

— Але! Але, Федя? Федор, слышишь, это я!

— Вам кого? — прошелестел безликий голос.

— Федор, ты? Да нет, вроде, не ты… Але, любезный, Федора мне позови!

— Какого Федора? — с оттенком нетерпения уточнил голос.

— А у вас, что ли, по этому номеру их целый табун? — хамовато изумился Глеб. — Потапчука, какого же еще! Ты давай, служивый, ваньку-то не валяй, а то кореш мой закадычный об твой тощий зад всю портупею измочалит! Так и будешь потом по стойке смирно до самого дембеля служить…

Глеб Сиверов всей душой ненавидел хамство и прибегал к нему крайне редко. Но уважающий себя воин обязан владеть всеми видами оружия, в том числе и словесного. В данной ситуации применение именно этого типа личного вооружения себя вполне оправдало: выстрел попал в цель, и человек, который в эту минуту хозяйничал в кабинете Федора Филипповича, забыв о необходимости как можно дольше продержать абонента на линии, резко потребовал: