Волкодав поднял голову и – будь что будет – позволил себе несколько мгновений неотрывно смотреть на холм, круглую вершину которого венчало пять человеческих силуэтов, темных против облачного неба. Ниилит, жмущаяся к Тилорну. Волкодав так и не попытался спросить, откуда родом мудрец. А теперь, скорее всего, и случая-то не будет спросить. Эврих, тоже неразбери-поймешь: по речам вроде аррант, а повадки… младший брат Тилорна, по молодости лет еще не отвыкший кичиться книжной ученостью… Старый Варох с внучком Зуйко…

Они махали ему руками, все пятеро.

Волкодав почувствовал, как дрогнуло сердце, а перед глазами появился туман, который он поспешно сморгнул. Совсем как тогда, черемуховой весной, когда он смотрел из леса на свой родной дом. И думать не думал, что вновь испытает нечто подобное.

Если бы я убил Людоеда днем, я никогда не встретил бы этих людей. Потому что сам бы погиб. Да и кое-кого из них, надобно думать, уже не было бы в живых. Но я пришел ночью, и вот она, моя семья, – стоит на холме. Моя семья.

Которую Хозяйка Судеб снова у меня отнимает. Но я поступил так, как поступил, и ни о чем не жалею, потому что, со мной или без меня, они все-таки живы.

Давно отвернувшись от пяти фигурок на вершине холма, Волкодав с хмурой настороженностью озирал толпу. На своих он больше не смотрел и тем более не махал в ответ. Еще не хватало проворонить какого-нибудь злодея только из-за того, что телохранителей, видите ли, тоже иногда провожают. Телохранителю, если только он дело исправляет как следует, о своем переживать особенно недосуг.

Что иногда даже и к лучшему.

Все понимали, что было бы слишком жестоко до конца путешествия томить кнесинку под тяжелой фатой, да еще принуждать строго поститься. Этак недолго привезти к жениху вместо красавицы невесты заморенную тень! Годится ли?..

И хитроумные сольвенны, никогда не забывавшие, на котором свете живут, отыскали в своей же Правде лазейку. Выручили умудренные волхвы, вспомнившие: когда-то, много поколений назад, у их народа существовало поверье, будто в мир мертвых можно запросто добраться пешком, если долго идти в одну сторону.

Теперь, конечно, все знали, что вздумавший проверять это рано или поздно вышел бы к веннам, сегванам, вельхам либо нарлакам. Однако старинные откровения вспоминают не для того, чтобы оспорить.

Удалившись от Галирада на один дневной переход, с кнесинки сняли фату и разрешили ее от поста. Благо древняя вера учила, что отныне вокруг простиралось потустороннее, а значит, мнимой умершей не было больше нужды голодать и прятать лицо. Вместо плотной фаты на кнесинке осталась лишь легкая прозрачная сетка, нарочно сплетенная для нее лучшими кружевницами из тонкого халисунского шелка, фата вернется на свое место, когда до Северных Врат останутся сутки пути.

Еще в городе, за несколько дней до отъезда, Волкодаву случилось увидеть карту, которую вместе рассматривали Крут и Лучезар. Он успел заметить, что на карте были обозначены Галирад, Северные Врата и все, что между. Красная ниточка, пролегшая поперек карты, отмечала путь, который предстояло одолеть поезжанам. Подробнее приглядеться Волкодаву не удалось. Лучезар оглянулся, заметил подходившего телохранителя и сразу начал свертывать плотный пергамент.

– Я хотел бы посмотреть, воевода, – сказал Волкодав Правому.

– Твое дело – кулаком шеи сворачивать, – немедленно фыркнул Левый. – Путь указывать – это для тех, кто умом не обижен.

Волкодав не стал отвечать.

– У тебя, по-моему, и так дел хватит, – проворчал Крут.

Волкодав сказал очень спокойно:

– Пока речь идет о госпоже, у меня лишних дел нет.

– Вот муха назойливая, – скривился Лучезар. – Зудит и зудит, не отогнать. Такому только покажи карту, сейчас разбойникам продавать побежит…

Венн ощутил смутное, но очень нехорошее подозрение, а Крут буркнул:

– Ладно, ступай.

Волкодав довольно уже изучил повадки старого храбреца, чтобы сообразить: Правый был на его стороне, но в дурацкое препирательство с Лучезаром ввязываться не хотел, предпочитая выждать и решить дело без обид.

И венн убрался прочь, не добавив ни звука, а на другое утро к нему подошел молодой раб-аррант с тонкими пальцами, перепачканными краской, и глазами, воспаленными после целой ночи трудов.

– Меня прислал воевода Крут, господин, – несмело поклонился раб и подал Волкодаву лоскут выделанной кожи. Венн развернул его: перед ним была та же карта, только более мелкого рисунка. Раб снова поклонился и попятился было прочь, но Волкодав удержал его.