– Во имя животворящего дыхания Са… – поежился Грэйг. – Ты прав, Рэйн, мы тут, в Удачном, ничего не знаем наверняка. Питаемся слухами да кривотолками. До нас дошло, что сатрап то ли погиб, то ли потерялся во время землетрясения. Потом начали поговаривать, будто его похитили Вестриты – то ли чтобы калсидийцам продать, то ли «новым купчикам» отдать на расправу. Зря ли Роника Вестрит здесь у нас спряталась! Керн знай всех убеждал, что бабку необходимо схватить и засадить за решетку. В другое время мы сами первые убедили бы ее посетить Совет и потребовать слушаний, но… Тут у нас что ни день, то обязательно какая-нибудь поганая выходка против тех, кого Роэд клеймит как предателей. И что госпожа Подруга так ему доверяет, в толк не возьму! Чего доброго, дождемся раскола в Совете. И так уже кое-кто говорит, что мы должны во всем слушаться госпожу Подругу как полномочного представителя государя, а другие, в том числе и мы с папой, считают, что пора Удачному решать самому и ни на кого не оглядываться. – Грэйг примолк, чтобы отдышаться, а потом продолжал очень осторожно, явно опасаясь, что его последующие слова причинят Рэйну новую боль: – Знаешь… Роэд все время твердит, что, мол, Вестриты стакнулись с калсидийцами. Он даже намекал, дескать, а может, никакие пираты вовсе даже не захватывали их семейный корабль? Вдруг Кайл Хэвен сам был в заговоре? Вдруг он в нужный момент провел «Проказницу» вверх по реке Дождевых Чащоб, подобрал где-то там Малту с сатрапом и смылся? Ну, народ, конечно, смекнул, что это уж брехня голимая, и Роэд сменил песенку: теперь он говорит, что необязательно было использовать живой корабль, их могло забрать и обычное калсидийское судно.

– Роэд – дурак, – произнес молча слушавший Рэйн. – Он понятия не имеет, о чем болтает. Многие обычные корабли пытались ходить вверх по реке. В том числе калсидийские. И вода все их погубила. А уж они чего только не пробовали! И смолили днища кораблей, и маслом намазывали… Один корабль даже обложили чем-то вроде гонта из обожженной глины! – Рэйн покачал головой, покрытой вуалью. – Все равно вода все их разъела. Одни раньше, другие чуть позже. А кроме того, как только все началось, живые корабли встали на страже устья реки. Кто смог бы мимо них проскользнуть?

Грэйг поморщился.

– Ты, я вижу, лучшего мнения о наших сторожевиках, чем, например, я. Калсидийцы на нас знаешь как наседают? Они устраивают налет, мы выходим их отгонять, а пока нас нет дома, подходит следующая волна. Я и то удивляюсь, как это вы так легко мимо них проскочили!

Рэйн передернул плечами.

– Ты прав, наверное. Когда Кендри вышел в море из устья реки, мы действительно никаких живых кораблей не заметили. А вот несколько калсидийских нам по дороге попалось. Они нас, правда, не особенно беспокоили. Они побаиваются живых кораблей… спасибо Офелии, задавшей им жару. Только один калсидиец пустился было за нами в погоню, да разве Кендри догонишь!

Оба на некоторое время умолкли. Рэйн снова повернулся к Грэйгу спиной и стал стаскивать мокрую рубашку. Он как раз натягивал на плечи сухую, когда Грэйг сказал:

– Столько всего сразу происходит… прямо в голове не вмещается. Драконица, говоришь? Честно, мне легче поверить в драконицу, чем в смерть Малты. Когда я о ней думаю, то представляю всегда одно и то же: летний бал… и ты ведешь ее в танце…

Рэйн зажмурился, чтобы увидеть крохотную лодку, уносимую смертоносной рекой, и в этой лодке – белую точку запрокинутого лица.

– Завидую… – прошептал он еле слышно.

– Звание торговца Вестрита возложено на тебя, Кефрия, – сказала дочери Роника. – Тебе и решать за всю нашу семью. Если ты не хочешь ни во что вмешиваться, скажи, я пойму. Но заменить тебя я не смогу. Я для них просто частное лицо. Но знай, Кефрия, если ты пойдешь на Совет, я буду там рядом с тобой. Нашу точку зрения должна представлять именно ты. Совет уже не пожелал меня слушать по поводу смерти Давада, не послушает и теперь. Но я буду с тобой и во всем тебя поддержу. И вместе с тобой приму последствия, какими бы они ни были.

– А что мне говорить-то? – спросила Кефрия безжизненно. – Если я объявлю, что ведать не ведаю о судьбе Малты… и тем более сатрапа… мне же не поверят! Сразу скажут – обманываю.

– Есть и другой выход. Вы с Сельденом можете бежать из Удачного. Быть может, какое-то время вам удастся отсидеться в Инглби. Если только кто-нибудь не захочет выслужиться перед Сериллой и Керном и не отправится туда разыскивать вас!

Кефрия опустила голову на руки. Ее локти покоились на столе – и пускай знатоки хороших манер говорят по этому поводу что им угодно,

– Наш город… В нем нет таких подлецов. До такого не дойдет!

Она ждала, что с этим все согласятся, но никто ничего не сказал. Кефрия приподняла голову и обвела глазами круг очень невеселых, озабоченных лиц.

Кефрию как будто увлекал водоворот. События происходили слишком быстро, она не поспевала за ними. Ей едва позволили вымыться и переодеться в платье, принадлежавшее одной из женщин семейства Тенира. Потом она на скорую руку перекусила у себя в комнате – и ее тут же призвали на это доморощенное собрание. Она даже с матерью едва успела перекинуться словом.

«Малта погибла», – только и шепнула она Ронике, когда они обнимались на пороге особняка. Роника застыла у нее в объятиях, прикрыла глаза, а когда они снова встретились взглядами, в глазах Роники была вся бездна горя по любимой непослушной внучке. Это горе было сродни льду, не способному пролиться слезами.

И вот ведь насмешка судьбы! – недолгая общность, порожденная горем, во многом исцелила последствия их давней размолвки.

Но если Кефрии больше всего хотелось где-нибудь затаиться, покуда не минует снедающая ее боль, то мать, наоборот, настаивала на том, чтобы немедленно продолжать жить. А в ее понимании жить значило сражаться. За будущее Удачного, а значит, и Сельдена.