Зингер Джун
Шрифт:
Андрианна металась и вертелась. Уж не больна ли она? Горло пересохло, и она вскочила с постели, чтобы взять стакан воды. Отвернула кран и оставила воду литься, пока сама изучала себя в зеркале. Забавно, но она не выглядела ни убогой, ни больной, разве что слишком бледной. Отхлебнув из стакана, она отступила на шаг, чтобы лучше рассмотреть свою фигуру. У нее все еще было тело молодой женщины — крепкое, полное, желанное и желающее. Вот в чем все дело. Она желала его, а он устал от нее, даже не получив ничего. Но так ли это?
Она должна это выяснить, и не завтра, а сегодня же ночью. Она провела жизнь, постоянно отказывая, но сегодня ночью отказа не будет. Андрианна выскочила из ванны, схватила накидку, сбежала на несколько ступенек и обернула накидку на голое тело. Если он еще не у себя в каюте, она прочешет весь корабль, пока не найдет его!
Широко распахнув дверь, приготовясь рвануться в ночь, она сразу же наткнулась на него, дышащего так же тяжело, как и она, и с глазами, пылающими, как два огня. Когда его руки скользнули под ее накидку, она почти почувствовала биение его сердца… Почти такое же яростное, как и ее собственное. А затем, с закрытыми глазами, прижимаясь друг к другу, она и впрямь услышала биение, и оно показалось ей наилучшей музыкой, которую она когда-либо слышала.
7. Ночь на субботу
В спальне каюты Джонатана была почти абсолютная темнота: единственным освещением оставался свет звездной ночи, проникающий через иллюминаторы. Но этого было более чем достаточно, чтобы Джонатан увидел красоту своего трофея, лежащего рядом с ним в широкой кровати — эту таинственную Андрианну.
Никакая женщина, которую он знал раньше, не могла сравняться с ней в полнейшем великолепии, никогда он не испытывал такого удовлетворения от своих прежних завоеваний, какое он ощущал сейчас. Она была всем, чего он мог только ожидать от женщины в постели: безмерно страстная, отвечающая на каждое прикосновение, дающая и требующая еще. И чудо было в том, что такая искусная в сексе, она проявляла это как… искусство любви.
К тому же была превосходнейшая красота ее тела: изысканная бархатистость кожи, невероятное изящество горла и шеи, несравнимо пышные груди, крепкие и податливые одновременно, с твердыми заостренными сосцами, которые он находил особенно эротичными, и превосходные длинные ноги, свернувшиеся вокруг него. А лицо? Полные губы, аристократические скулы, глаза, мерцающие в полутьме жесткими искорками. У него было навязчивое чувство, что, раз взглянув в эти глаза вблизи, в самой интимной близости, он уже никогда не будет самим собой: глаза околдовали его так, что никакое время никогда не снимет этих чар… он останется в ее рабстве навечно.
Теперь он мог видеть только ее профиль, так как она смотрела прямо перед собой, по-видимому, потерянная в мыслях. Он коснулся рукой ее подбородка, нежно повернул ее лицо так, что снова смог смотреть ей в глаза, но теперь они были еще более загадочны, и это смущало его. Почему — если не губы, то глаза — не улыбались ему? Почему она не была, как он, охвачена эйфорией?
— О чем ты думаешь? — спросил он, понимая, что как это ни невероятно, но это были первые настоящие слова, которые он сказал ей, не считая тех, что были произнесены в порыве страсти.
Теперь она улыбалась ему, но вопреки этому он видел, что выражение ее лица оставалось столь же непроницаемым, как и прежде.
— Я думаю о том же, о чем и ты…
— Скажи мне, — прошептал он, — о чем же я думаю? — Он пощипал ее горло губами, прежде чем поцеловал в лоб, а она нежно погладила его волосы рукой и провела по губам кончиками пальцев.
Какие удивительные волосы…
— Я думаю, и, надеюсь, ты тоже: почему мы просто лежим, когда могли бы все еще заниматься любовью?
Голос у нее был гортанным, волнующим, и, помычав, он снова покрыл ее тело своим.
Джонатан сел, издал тарзаноподобный крик и объявил:
— Я умираю от голода! А как ты?
Она громко рассмеялась. Всего несколько секунд назад он был совершенным, наиболее изощренным из любовников, а теперь действовал, как восемнадцатилетний мальчик, и она нашла и то и другие занимательным и приятным. «Но почему же тогда я на грани того, чтобы заплакать?»
— Я позвоню в службу обслуживания кают, — заявил он, включая лампу у кровати. — Что бы ты хотела?
— Но какой сейчас час? Вероятно, глухая ночь?
— Не совсем. Двадцать минут третьего, но кого это волнует? Я голоден и могу съесть лошадь, а так как они обещали круглосуточное обслуживание и все, что мы можем пожелать, может быть, я как раз лошадь и закажу. А что заказать тебе?
Она снова засмеялась. Боже! Он полон жизни! В чем же его секрет! Великие ожидания? Жизнь не преподносила ему ничего, кроме добра?
— Хм, и что ты будешь делать, если у них окажутся свежие лошади?