Зингер Джун
Шрифт:
— Мне кажется, ты путаешь разносчиков газет и почтальонов. Кроме того, в Сан-Диего не бывает снега, и едва ли можно говорить о дождях. Но должен признаться, что действительно был надежен и почти никогда не опаздывал. И был-таки разносчиком года. Но должен открыть секрет: истинная причина, по которой я стал разносчиком года заключалась в том, что у меня не было шанса не стать им. Понимаешь, я распродавал больше газет, чем любой другой мальчишка в городе. У меня было три маршрута, тогда как у других только по одному.
— Да? И как же тебе это удавалось?
— Очень просто. Я делил разноску между группой ребятишек на год-два моложе меня, которые еще не доросли до того, чтобы им давали собственные маршруты, но которые могли подбрасывать газеты по определенному направлению. Я был скорее дилером, чем разносчиком, и давал им половину выручки с каждой врученной газеты.
Она не удивилась.
— Тогда тебе было десять. Расскажи, что ты делал, когда тебе стало двенадцать.
— В двенадцать я продавал подержанные велосипеды на нашем заднем дворе. Вся окрестная ребятня приносила свои велики, из которых они выросли, и получала взамен большие или лучшие, конечно же, за дополнительную плату. У меня был лозунг: «Здесь в торговле виден класс, Вест обслужит вас как ас!»
— Как мило! Мне очень нравится. Наверняка, это ты сам сочинил.
— Разумеется. Даром, что ли, я был чемпионом пятого класса по рифмованию. Numero uno [6] каждый раз, — он отвесил притворный поклон.
— О, Боже! Ты был невероятно самоуверен и абсолютно обворожителен. Сознайся, у тебя было эго большое, как дом, и ты был также ас по показухе. Как бы я хотела быть маленькой пятиклашкой, которая сидит с тобой за одной партой… Скажи мне, было ли что-нибудь, в чем ты не был бы чемпионом? Что-нибудь, что ты делал не лучше, чем другие?
6
Numero uno (исп.) — номер первый.
— Хорошо, — согласился он. — Допустим, это был французский…
Андрианна рассмеялась и возразила:
— Нет, это не в счет. Я говорю о том, что ты выбрал, на что ты был нацелен.
Он изобразил, что пытается припомнить что-то, но затем беспомощно повел плечами и сказал:
— Извини, но я действительно ничего не могу припомнить.
— Ничего? Я этому не верю. Я думаю, ты просто большой жирный лжец.
Джонатан поцеловал ее в нос.
— Послушайте, мисс де Арте, я не знаю, что говорили у вас, когда вы ходили в школу, а у нас говаривали…
Андрианна почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. Не подразумевает ли он, что ему известно, какой отъявленной лгуньей является она сама? Что практически вся ее жизнь была ложью.
Нет, у него не было возможности узнать об этом.
— Ладно, я дам тебе еще один шанс рассказать о жизни в солнечном Сан-Диего, иллюстрирующей твои выдающиеся достижения, отложив свой вопрос — являешься ты большим жирным лгуном или нет? — до той поры, пока не выслушаю ответ. Ты будешь говорить?
— Хорошо, мадам Судья. Или ты — обвинитель? — он наклонился, чтобы коснуться ее губ своими.
— Пожалуйста, сэр, постарайтесь воздержаться от незаконного воздействия на суд, имея в виду, что в конечном счете это поможет вам в вашем деле.
Она ушам своим не верила: почему она несет такую чушь? Но ведь и он действует не лучшим образом…
— Будьте добры, Ваша Честь, поясните данное заявление. Что поможет в моем деле? Воздержание или попытка? — он поцеловал ее снова.
— Предупреждаю вас, мистер Вест, такие отвлекающие приемы сработают только против вас. Продолжайте свой рассказ.
— Это угроза? — Джонатан проводил пальцем по шелковистой коже ее груди. Даже это легкое прикосновение начало возбуждать ее, и ей пришлось заставить себя сдержаться.
— Хватит оказывать давление на правосудие, мистер Вест, продолжайте свой рассказ.
— Хорошо, хорошо. Дайте только собраться с мыслями. В конце концов слишком многое зависит от вашего решения, и мне надо как следует подготовиться…
— Правда — вот и все, что нужно, мистер Вест. Правда, и только правда!
— Я готов. Расскажу о лете, когда мне исполнилось десять. В сентябре я собирался пойти в пятый класс и в октябре было всегородское состязание по спеллингу, которое я намеревался выиграть, хотя знания мои в этом предмете были весьма паршивыми.
— И что же ты сделал?
— Ничего сверхъестественного. Просто начал готовиться к нему уже летом. Поначалу я стал брать с собой в постель словарь и каждую ночь половину ее отводить на штудирование и запоминание.
— Но почему тебе пришло в голову, что ты можешь запомнить словарь? Даже в десять лет это неразумно.
— Но у меня было секретное оружие.
— Ну да, конечно. Секретное оружие. Истинный герой! У таких всегда бывает какое-нибудь секретное оружие, которое делает их непобедимыми. И иногда это — всего лишь чистое сердце.