— И я вас отыщу! — воскликнул маркиз. — Обещаю, что буду выкрикивать ваше имя, насколько позволит мне дыхание! Меня будет распирать от радости и гордости от сознания, что мы покажем всем этим молокососам, на что способны настоящие мужчины, участники великой войны.

— Ну вот, меня уже зовет труба. Прощайте, маркиз, и спасибо за гостеприимство.

— До свидания, генерал, и спасибо за ваши дружеские чувства. Мне ничего не остается, как доказать, что я их разделяю.

И два старика пожали друг другу руки. Дермонкур вышел.

Маркиз оделся и не отходил от окна, провожая взглядом уходивший по аллее в сторону леса маленький отряд. Отойдя от замка на сотню шагов, генерал дал команду повернуть направо, а сам, придержав лошадь, в последний раз посмотрел на невысокие остроконечные башенки замка своего нового друга и увидел, что маркиз машет ему на прощание рукой; затем он натянул поводья и присоединился к своим солдатам.

В ту минуту, когда маркиз де Суде отходил от окна, в которое он смотрел до тех пор, пока отряд вместе со своим командиром не скроется из вида, стало слышно, что кто-то робко стучится в узкую дверь, ведущую из его спальни через небольшую комнату к черной лестнице.

«Кого это черт сюда принес?» — подумал он.

И маркиз направился к двери.

Дверь отворилась, и он увидел перед собой Жана Уллье.

— Жан Уллье! — с искренней радостью в голосе воскликнул маркиз, — это ты! Наконец-то, мой храбрый Жан Уллье! Честное слово, день неплохо начинается!

Он протянул обе руки своему старому слуге, и тот поспешил их пожать с чувством признательности и уважения.

Затем, высвободив руку, Жан Уллье порылся в кармане и протянул маркизу клочок простой бумаги, сложенный как письмо. Взяв его в руки, маркиз де Суде развернул его и прочитал.

По мере того как он читал, его лицо озарялось радостью.

— Жан Уллье, — сказал он, — позови девушек, позови всех… Нет, подожди, принеси вначале мою шпагу, пистолеты, карабин, все мое военное снаряжение, подсыпь Тристану овса. Мой дорогой Уллье, кампания начинается! Наконец-то она начинается! Берта! Мари! Берта!

— Господин маркиз, — спокойным голосом заметил Жан Уллье, — для меня кампания началась еще вчера в три часа.

На зов маркиза примчались обе девушки.

У Мари были покрасневшие и распухшие глаза.

Берта сияла.

— Девушки, — обратился к сестрам маркиз, — вы отправитесь вместе со мной! Но сначала прочитайте, поскорее прочитайте.

И он протянул Берте письмо, которое только что ему передал Жан Уллье.

Письмо было следующего содержания:

— Итак, — спросила Берта, — мы едем?

— Черт возьми! — воскликнул маркиз.

— Отец, в таком случае, — сказала Берта, — позвольте представить вам нового рекрута.

— Всегда пожалуйста!

Мари, не проронив ни слова, стояла не шелохнувшись.

Берта вышла и спустя минуту вошла, держа за руку Мишеля.

— Господин Мишель де ла Ложери, — произнесла девушка, голосом выделяя его титул, — спешит доказать, что его величество Людовик Восемнадцатый не допустил ошибки, когда пожаловал ему дворянство.

Маркиз, нахмуривший брови, когда услышал имя Мишель, постарался ничем не выдать своих чувств.

— Я с интересом буду наблюдать, как господин Мишель достигнет поставленной цели, — наконец сказал он.

И он произносил эту короткую фразу таким же тоном, каким, вероятно, отдавал распоряжения император Наполеон накануне битв под Маренго и Аустерлицем.

Теперь нам, как бы сказал на охотничьем жаргоне Жан Уллье, следует вернуться назад по собственному следу и двинуться в сторону — то есть переместиться во времени на несколько часов назад, чтобы догнать убегавших из замка графа де Бонвиля и Малыша Пьера, ибо, как, вероятно, уже догадался наш читатель, они играют отнюдь не второстепенную роль в нашем повествовании.

Генерал не ошибся в своих предположениях: выйдя из подземелья, вандейские дворяне пробрались через развалины и вышли на дорогу, проложенную в низине. Здесь они остановились, чтобы решить, куда направиться дальше.