А тот продолжил свой путь.

Маркиз де Суде добрался до берега Луары, нашел рыбака, и тот доставил его на мыс Сен-Жильда.

В море недалеко от берега он увидел английский фрегат.

За несколько лишних луидоров рыбак доставил маркиза прямо на фрегат.

Взойдя на борт, он почувствовал себя в безопасности.

Два или три дня спустя фрегат встретился в море с трехмачтовым торговым судном, готовившимся войти в Ла-Манш.

Это был голландский бриг.

Маркиз де Суде попросился на этот корабль, и английский капитан доставил его на борт.

Голландский бриг высадил маркиза в Роттердаме.

Из Роттердама он добрался до Бланкенбурга, маленького городка в герцогстве Брауншвейгском, избранного Людовиком XVIII своей резиденцией.

Ему надо было исполнить последнее поручение Шаретта.

Людовик XVIII ужинал: время приема пищи было для него всегда священным.

Бывшему пажу пришлось ожидать, пока его величество не закончит трапезу.

Только после ужина он был допущен к королю.

Он рассказал о событиях, которые видел собственными глазами, особенно подробно остановился на последнем бое и говорил при этом так красноречиво, что его величество, не слишком впечатлительный от природы, от избытка чувств даже воскликнул:

— Довольно, довольно, маркиз! Да, шевалье де Шаретт служил нам верой и правдой, мы признаем это.

И он знаком приказал маркизу удалиться.

Гонец повиновался; но, выходя за дверь, он услышал раздосадованный голос короля:

— Что за болван этот Суде — рассказывать такое после ужина! Это же может расстроить мне пищеварение!

Маркиз был самолюбив; он подумал, что быть названным болваном тем, ради кого он рисковал жизнью в течение шести месяцев, — весьма сомнительное вознаграждение.

В кармане у него оставалась сотня луидоров; в тот же вечер он покинул Бланкенбург, говоря себе:

«Если бы я знал, какой прием меня здесь ожидает, не стал бы тратить столько усилий, чтобы добраться сюда!»

Он вернулся в Голландию, откуда отплыл в Англию. И там начался новый период в жизни маркиза де Суде. Он был из тех людей, кого обстоятельства лепят по своему подобию: они сильны или слабы, отважны или малодушны в зависимости от среды, где оказываются по воле случая. В течение шести месяцев ему пришлось участвовать в ужасной вандейской эпопее и стать достойным ее; он обагрил своей кровью лесные заросли и песчаные пустоши Верхнего и Нижнего Пуату; он стоически выносил не только непостоянство военного счастья, но и терпел лишения, какие выпадают на долю тех, кто ведет партизанскую войну: разбивал бивак на снегу, скитался без хлеба, без теплой одежды, не находил крыши над головой в топких лесах Вандеи, и за все время у него не возникло ни сожаления, не вырвалось ни единой жалобы!

И вот после всего, что ему пришлось пережить, затерявшись среди громадного Лондона, где он печально бродил, с грустью вспоминая о днях сражений, в нем не нашлось ни мужества противостоять праздности, ни твердости, чтобы побеждать скуку, ни энергии, чтобы не жить в нищете, ожидавшей его в ссылке.

Этот человек, мужественно воевавший с превосходящими по численности противниками, не устоял перед пошлыми соблазнами безделья; он стал искать наслаждений повсюду и по любой цене, и все для того, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся в его жизни с тех пор, как он перестал подвергаться смертельной опасности на полях сражений.

Однако изгнанник был слишком беден, чтобы выбирать достойные его положения удовольствия: мало-помалу он утратил не только облик аристократа, которого в Вандее не могла скрыть носимая более двух месяцев крестьянская одежда, но и утонченный вкус: наряду с шампанским он употреблял эль и портер и имел дело с разодетыми девицами с Гросвенора и Хеймаркета — он, кому приходилось в пору первой любви выбирать среди герцогинь!

Очень скоро отсутствие твердых жизненных принципов и постоянный недостаток средств заставили заключать сделки, сказавшиеся на его репутации: он делал долги и не отдавал их; его друзьями стали собутыльники из низших слоев общества. В результате его товарищи по эмиграции отвернулись от него, и, как обычно происходит в жизни, чем меньше людей оставалось вокруг, тем больше маркиз де Суде увязал на том скверном пути, на который он встал.

Так прошли два года, и вот однажды в одном из притонов Сити, завсегдатаем которого он был, случай свел его с молодой работницей: некая омерзительная сводня, какими кишит Лондон, впервые вывела ее на продажу из мансарды, где та жила.

Хотя на характере маркиза сказались превратности его судьбы, несчастная все же сразу почувствовала в нем остатки былого благородства; в слезах она бросилась к его ногам, умоляя оградить ее от бесчестия, на которое ее толкали и для которого она не была создана, ведь до сих пор она хранила целомудрие.

Девушка была хороша собой; маркиз предложил свою помощь.

Она кинулась ему на шею и поклялась подарить ему всю свою любовь, отдать всю свою преданность.

Хотя у маркиза и не было намерения сделать доброе дело, ему удалось помешать превращению красоты Евы в товар.

Ибо несчастное дитя звалось Евой.

Бедная и честная девушка сдержала слово: маркиз был ее первой и последней любовью.

В сущности, эта встреча пришлась как нельзя кстати для них обоих. Маркиз уже начинал тяготиться петушиными боями, едкими испарениями пивных, драками с констеблями и ласками уличных девок; нежность юного создания принесла ему покой; обладание этой девушкой, похожей на белоснежного лебедя — символ ее родной Британии, тешило его самолюбие. Постепенно его образ жизни изменился, и если маркиз и не вернулся к привычкам людей своего круга, то, по крайней мере, зажил как порядочный человек.