– ТЫ ИРРАЦИОНАЛЕН И ВЫСОКОМЕРЕН!

– И ЧТО ПОСОВЕТУЕШЬ? КОМУ УСТУПИТЬ ЭТУ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ? КОГО Я ДОЛЖЕН ОБРЕЧЬ НА ТОТ ГРУЗ ВИНЫ И ВСЕОБЩУЮ НЕНАВИСТЬ? МОИ ЛЮДИ, ДА, НО В ГЛУБИНЕ ДУШИ КАЖДЫЙ ИЗ НИХ НЕНАВИДИТ МЕНЯ СМЕРТЕЛЬНО!

Уткнувшись лбом в стену, он разрыдался.

Лицо женщины окаменело. Налив в стакан воды из-под крана, она рывком развернула Тахиона за плечо и плеснула ему водой в лицо.

– Хватит! Держи себя в руках!

Каждое из слов она сопроводила рывком за плечо, встряхивая Тахиона.

Закашлявшись, он вытер лицо и, дрожа, вдохнул.

– Спасибо тебе, я уже в порядке.

– Иди домой, поспи хоть немного и не отказывайся от помощи. Приводи сюда Мидоуза, пусть поможет с исследованиями. А патрулями пусть руководит Кристалис.

– А Блез? Что мне делать с Блезом?

Он вцепился пальцами себе в лицо.

– Он – самое главное в моей жизни. А я им пренебрегаю.

– Проблема в тебе, Тахион, – ответила она, уже выходя из кабинета. – В том, что для тебя каждое дело – самое важное в жизни.

Удаление аппендикса, самое обычное. Незачем ему было на это время тратить, но Томми – племянник Мистера Старого Сверчка, а старых друзей не забывают. Сдернув с себя осточертевший зеленый костюм хирурга, Тахион пригладил коротко стриженные волосы и скорчил мину. А потом отправился на обход по всем четырем этажам больницы.

К вечеру освещение убавили, из палат доносились приглушенные звуки работающих телевизоров и невнятный шум разговоров. А из одной – тихий плач безнадежности. Мгновение Тахион думал, а затем вошел. На него уставились темные овальные глаза, ниже которых виднелись мощные жвалы. Лицо обрамляли пряди седых волос. Судя по ночной рубашке, в которую было одето худое тело, это женщина.

– Мадам? – обратился он, беря в руки медкарту. Миссис Вильма Бэнкс. Семьдесят один год. Рак поджелудочной.

– Ох, доктор, простите меня, пожалуйста. Я не хотела… на самом деле, все в порядке. Не хотела беспокоить… медсестра так резко говорила…

– Вы меня не побеспокоили. А что медсестра?

– Я не хочу ябедничать и никому не хочу проблемы создавать.

Совершенно очевидно, что она действительно ябедничает, но Тахион решил вежливо ее выслушать. Каким бы утомительным ни был пациент, он всегда настаивал, чтобы персонал обращался с людьми вежливо и терпеливо. Если кто-то нарушил эти основополагающие правила, он должен об этом знать.

– И дети совсем не навещают. Вот скажите, что хорошего в детях, если они бросают тебя именно тогда, когда более всего тебе нужны? Я тридцать лет с утра до вечера работала, чтобы они получили все, что я могла им дать. А теперь Реджи, мой сын… он же брокер в крупной фирме на Уолл-Стрит, у него теперь дом в Коннектикуте и жена, которая видеть меня не может. Я была у них дома один раз, когда она уехала с внуками.

Что тут можно было сказать? Он сел, тихонько взяв ее руку в свою и слушая. Потом принес с поста медсестер стакан клюквенного сока, по ходу сказав медсестрам пару ласковых. И пошел дальше.

Кофе, который он пил с утра до вечера, едва не выскочил обратно, вместе с желудочным соком. Ну, если уже до такого дошло, пора завязывать со всем и сразу. Он распахнул дверь в персональную палату и вошел. Лежащий там не мог бы позволить себе такую роскошь, но ни один другой пациент не заслужил того, чтобы лежать по соседству с таким ужасом, пусть и находящимся в коматозном состоянии. После сорока лет наблюдений за жертвами Дикой Карты Тахион считал, что привык ко всему, но человек, лежащий в койке перед ним, с легкостью опровергал это.

Застывший посреди превращения из человека в аллигатора, Джек был в ужасающем состоянии, вследствие наложения действия Дикой Карты и СПИДа. Кости черепа уже удлинились, начав образовывать челюсти аллигатора, но нижняя челюсть не успела трансформироваться и осталась человеческой, маленькой и хрупкой, свисая под бритвенно-острыми зубами верхней. И потемнела от отросшей щетины. В области груди кожа начала превращаться в чешую, но не везде, и между разнородными участками виднелись красные полосы. Из трещин сочилась лимфа.

Тахион вздрогнул. Оставалось лишь надеяться, что в глубине комы Джек был за пределами всякой боли. Это уже агония. Годами Джек преданно и терпеливо навещал в больнице Си-Си Райдер. Какая горькая ирония. Теперь она вылечилась и начала новую жизнь, а терпеливый и преданный Джек занял ее место.

– О Джек, есть ли любящий человек, что печалится о тебе, или он умер прежде, чем ты превратился в живого мертвеца?

Взяв в руки медкарту, Тахион снова прочел свои пометки. Судя по всему, пока Джек находился в обличье аллигатора, вирус СПИДа переставал терзать его тело.