Так, после нападения Германии на Польшу студия «Бавария» на волне патриотических настроений выпустила мультфильм «Нарушитель мира» режиссера Ханса Хеда, отличавшийся необыкновенным сходством с «Вохеншау» – и детям посмотреть интересно, и взрослым повторить не вредно. В мирный лес, где проживают ежи да зайцы, вдруг проникает лиса. Лисе необходимо дать отпор. Кто же это сделает? Может, длинноногий заяц? Но заяц, который поначалу был готов идти в бой и даже вооружился доской от забора, оказался плохим бойцом. Он убегает от лисы и получает трепку от своей зайчихи. То ли дело подразделение ежей, всегда готовое к военным действиям! С воздуха ежей прикрывают пчелы. Они летят, показывая фигуры высшего пилотажа, хитрым образом превращают собственные жала в пулеметы, при этом общаются друг с другом исключительно посредством узнаваемой жестикуляции летчиков люфтваффе. Скоординировав свои действия, они заходят для бомбометания. Где-то внизу съежилась полностью деморализованная лиса. Заяц раскаивается, звери ликуют. Вот такой детский мультик!

Создание мифов. Выше уже говорилось о том, какое огромное значение отводил Геббельс мифологизации отдельных людей, событий и явлений. К сожалению, он оказался полностью прав в своей убежденности: мифы намного более живучи, чем реальная история, иначе у национал-социализма не было бы сторонников сегодня.

В последние месяцы войны мифотворчество, казалось, обрело второе дыхание. Вот как описывает создатель мифов с противоположной стороны Илья Эренбург свою встречу с одним из порождений Геббельса после войны: «Я прочитал листовку, в которой почему-то упоминались традиции "вервольфов"; я спросил капитана, занятого пропагандой среди войск противника и, следовательно, хорошо знавшего немецкий язык, что такое "вервольф"; он ответил: "Фамилия генерала; кажется, он сражался в Ливии…" Я решил проверить, заглянул в толковый словарь и прочитал: "В древних германских сагах вервольф обладает сверхъестественной силой, он облачен в волчью шкуру, живет в дубовых лесах и нападает на людей, уничтожая все живое". В Растенбурге я нашел школьную тетрадку, какой-то мальчик написал: "Клянусь быть вервольфом и убивать русских!"» [237]

Что же это были за «вервольфы», неизвестные русскому офицеру, но зато отлично известные любому жителю Германии, кто хоть изредка слушал радио? В данном случае имелись в виду ополченческие подразделения, созданные в последние дни войны. Наивно было бы рассчитывать, что подростки и пожилые люди, прошедшие краткий курс боевой подготовки, способны оказать серьезное сопротивление наступающим войскам.

Геббельс был совсем не так глуп, чтобы ожидать каких-то серьезных военных результатов. Помимо всего прочего, идея создания «Вервольфа» принадлежала руководителю Германского трудового фронта Роберту Лею, к которому министр пропаганды не испытывал ничего, кроме презрения. Однако идея Лея получила поддержку фюрера. Перед Геббельсом была поставлена задача распропагандировать движение, которого еще не было и в помине. Ну что ж, эта задача была не сложнее тех, что он решал раньше.

«Я сейчас занят делом, связанным с организацией радиостанции для нашей акции "Вервольф". Ею будет руководить Слезина, который приобрел на этом поприще немалый опыт еще во времена сражения в Саарской области. Прюцман [238] , занимавшийся подготовкой самой организации «Вервольф», сделал пока не очень много. Мне кажется, что дело у него движется слишком уж вяло. Он жалуется на то, что население в захваченных противником западных немецких областях все еще ведет себя пассивно и настроено против партии, однако это вовсе не причина, чтобы выполнять свою работу столь медленно. Сейчас здесь нужно быть очень энергичным. Я рассчитываю дать всему делу мощный импульс с помощью пропаганды, которую мы развернем, используя создаваемую нами новую радиостанцию «Вервольф»» [239] .

Радиостанция, вещавшая якобы откуда-то с оккупированных территорий, была создана достаточно

оперативно. А дальше на немцев обрушились трогательные рассказы о посильных подвигах женщин и детей. Параллельно с радиопередачами на улицах стали обнаруживаться листовки угрожающего содержания:

«Мы покараем каждого изменника и его семью. Наша месть будет смертельной!» [240]

Обычно в основе мифа лежит какое-то реальное событие, в данном случае все произошло с точностью до наоборот: миф стал основой реальности. Наслушавшись про подвиги несуществующей организации, немецкие подростки стали совершать действия, способные, по их мнению, переломить ход войны. Судя по воспоминаниям, они до последнего не теряли надежду, что их «детский крестовый поход» окажется более удачным, чем военные действия, ведущиеся регулярными войсками:

«Трудоемкая работа, заключавшаяся в копании траншей, была основной нашей деятельностью в период от четырнадцати до семнадцати лет. Это считалось уроком на выносливость, чтобы сделать из нас настоящих мужчин. Победа несомненно должна была быть за нами. Вера в непобедимость немецкого народа являлась неотъемлемой частью нашей жизни. Тот факт, что русские перешли границу на востоке нашей страны, нисколько не тревожил нас. Как и первые распространившиеся слухи о близком конце» [241] .

Вера в чудо. Обращение к тайным знаниям, ко всему чудесному и необъяснимому как нельзя более устраивало Министерство пропаганды.

Этот метод действовал не на всех, но «радиус поражения» увеличивался, если призыв верить в чудо поддерживался крупным авторитетом.

Например, в 1940 году в геббельсовском министерстве решили использовать туманные предсказания Нострадамуса. По мысли Геббельса, средневековый провидец невольно должен был содействовать успеху начатой по приказу Геринга воздушной операции «Атака орла». В пропаганде, направленной в основном на население Англии, использовались следующие строки: «Альбион, когда гора извергнется с неба… придет твой последний час» [242] . «Извергающаяся гора» была объявлена иносказательным обозначением германских люфтваффе, и слух о предрешенном исходе операции обрел жизнь. Это не помешало англичанам успешно противостоять налетам и сорвать операцию люфтваффе, а Геббельсу оставалось утешаться мыслью, что уж на своем-то поприще он сделал все, что мог.

В самом конце войны, когда надеяться нацистским руководителям было, собственно, не на что, упование на чудо стало, пожалуй, одним из самых часто употребляемых пропагандистских приемов.

Так уж устроен человек, что каким бы рационалистическим складом ума он ни обладал, в критических ситуациях он зачастую предпочитает надеяться на лучшее даже в ущерб своему рационализму. Вот как описывают очевидцы проявления этой парадоксальной веры: «В последние дни нашего бегства и вообще войны мы наткнулись у околицы одного верхнебаварского села у реки Айхах на группу людей, рывших одиночные окопы. Рядом с землекопами собрались зрители – инвалиды этой войны в гражданском, однорукие и одноногие, и седые мужчины преклонного возраста. Шел оживленный разговор; ясно было, что это люди из фольксштурма, задача которых заключалась в стрельбе фауст-патронами по наступавшим боевым машинам. В эти дни, когда все рушилось, я не раз слышал высказывания, в которых звучала абсолютная уверенность в победе, напоминавшая веру в чудо».