Шрифт:
Но слуги отказались уходить без хозяина. Отказалась и мать Гавия, понимавшая, что без него ее просто затопчут на ближайшем перекрестке. В дом примчался Кальв:
— Вы не уходите?
— Нет, — голос Гавия Руфа был спокоен, словно снаружи и не падали с неба камни. — Флавия рожает, а потому мы будем сидеть в подвале дома.
Кальв чуть сник, но старался держаться бодро:
— Ладно, тогда я с вами.
— Ты не обязан оставаться с нами, — слабо возразила Флавия. — Уходи, здесь становится опасно.
— Мне не опасней, чем тебе.
Кальв просто не представлял, куда можно уйти. Лодок у берега нет, дороги на Геркуланум забиты беженцами настолько, что оказались непроходимыми. Из-за большого количества камней возы застревали, при каждом новом взрыве и грохоте лошади и ослы сходили с ума, рвали упряжь, вставали на дыбы и, если удавалось освободиться, мчались неизвестно куда.
Сходили с ума и люди, им начинало казаться, что они не те, кто есть на самом деле. Кто-то кричал, что он император, и требовал выслушать новый указ, кто-то прикидывался ребенком и просился на ручки…
В городе был ад, но и вне его стен не лучше. Мир сошел с ума, а потому следовало найти норку поглубже, чтобы пересидеть это сумасшествие. Дом Руфов для этой цели вполне подходил.
Руфы перебрались в подвал, не подозревая, что он и станет могилой для всей семьи.
Некоторые рабы пользовались возможностью и убегали от хозяев, другие, наоборот, растерянно смотрели своим хозяевам в рот, не представляя, что будут делать, если те вдруг исчезнут.
Главными чувствами сначала были растерянность и паника. Но после того, как с городских улиц схлынули паникеры, в Помпеях остались те, кто не хотел или не мог бежать, как Руфы с беременной Флавией или прикованный к стене Децим.
Когда начался кошмар, Луций сделал то, что счел нужным, он открыл все комнаты, выпуская гладиаторов:
— Выходите и бегите куда сможете.
Но бежать оказалось некуда.
В двух камерах сидели на цепи Децим и Аттик. И только тут Луций сообразил, что ключ Кален увез с собой.
— Ладно, сейчас найду что-нибудь покрепче, чтобы разбить ошейник.
Децим помотал головой:
— Оставь. Принеси воды побольше и факел и уходи. Я пересижу здесь. Если боги позволят выжить, значит, выживу…
Аттик вообще молчал. Он был словно не в себе после той вечеринки. Луций ругался: такого гладиатора погубили!
Он не успел уйти, когда во дворе появилась… Лидия.
— Ты откуда здесь?! Уходи немедленно!
Женщина вцепилась в Луция, блестя полубезумными глазами:
— Где Децим?!
Пришлось показать. Луций снова пообещал найти инструменты кузнеца, чтобы освободить Децима, но Лидия отмахнулась:
— Уйди.
Обиженный Луций удалился. Децим и Лидия остались вдвоем. Факел пока горел, но это ненадолго.
Лидия присела к нему, провела рукой по волосам:
— Я знала, что сегодня умру, мне так предсказали. Мы все умрем. Вот тут сок цикуты, это сильный яд. Две амфоры — тебе и мне. Мы не будем мучиться. А пока давай займемся тем, чем нам не позволили заняться вчера.
— Что там наверху? — хрипло поинтересовался Децим.
Лидия отмахнулась:
— А! Камни с неба сыплются. Скоро весь город засыпет.
Она прижалась к парню, жарко приникла к губам. Несмотря на всю ненормальность ситуации, опасность быть заживо погребенными и угрозу задохнуться, Децим почувствовал, как растет желание. Он обнял Лидию, ответил поцелуем, устроил удобней… Даже цепи не помешали им заняться любовью. Они так и погибли — в объятиях друг друга, не успев выпить сок цикуты, зато успев познать радость обладания…
Флавий решил уходить сразу, потому что понимал: с его полнотой он дальнейшего ухудшения погоды просто не выдержит, и без того тяжело дышать, еще чуть и задохнется.
Его лектику обычно несли не четыре, а восемь рабов, но сейчас рабы попросту разбежались. Четверо оставшихся совершенно не годились для такого тяжелого труда, к тому же нужны запасные, потому что стоит одному упасть или что-то себе повредить, и сам Флавий останется беспомощным, как жук, которого перевернули кверху лапками.
Но было мало надежды, что и эти четверо останутся рядом с хозяином. Рабы воспользовались хаосом и бежали в разные стороны. Оставались только те, у кого заметно хозяйское клеймо, таким бежать опасно.
Поняв, что нести его некому, Флавий вернулся в дом, приказал принести побольше вина и масла для светильников, плотней закрыть дверь и ставни на окнах и уселся читать. Когда через какое-то время понадобилось долить вина, Флавий позвал слугу, то никто не откликнулся. Позвал громче — никакого ответа. Пришлось встать и долить самому.