Мэри Элизабет подождала, пока монахиня выйдет из комнаты, и повернулась к Лорис.

— Мне, наверное, тоже придется остаться без завтрака из-за тебя. Я знала, что у тебя будут неприятности.

— Мне жаль, — прошептала Лорис.

— Не оправдывайся перед ней, — отозвалась Патриция со своего места. — Она всегда выслуживается, чтобы стать мисс Аккуратность, и подлизывается к сестре Терезе.

— Да?

Мэри Элизабет резко дернула за угол простыни.

— Ты была бы счастлива, если они тебя выгонят.

Кареглазая рассмеялась.

— Из твоего рта да Богу в ухо.

— Я не знаю, как они все еще могут держать здесь грязную еврейку, — презрительноогрызнулась Мэри Элизабет.

Девочка побледнела так, что точки веснушек четко выделились на ее лице. Лорис не поняла, что подразумевала Мэри Элизабет под «грязной еврейкой», но могла сказать, чтои прежде она несколько раз слышала, как Патрицию так обзывали. Словно превозмогая боль, Патриция гордо выпрямилась. Не говоря ни слова и без единого взгляда в их сторону, она стала застилать постель.

Лорис подумала, неужели Дьявол оставил свою отметину и на Патриции Шварц.

Картер Кинсли был в необъяснимо дурном настроении. Привыкший к тому, что каждая его прихоть моментально исполняется, он не выносил, когда этого не происходило. Даже исчезновение Прескотт на три дня вывело его из состояния равновесия. Это было не только из-за того, что Прескотт держала его в неведении относительно Анхелы, но и оттого, что без нее его кабинет пришел в состояние полного хаоса.

Картер обнаружил, что, не сознавая это, Прескотт сделалась ему необходимой. Даже личный секретарь его отца, которого он привлек в помощь себе, не знал, где что находится. В своей фешенебельной конторе в Манхэттене с висящим на стене Балтусом и буссеевским ковром на полу Картер Кинсли разбирался в картотеке на уровне клерка, получающего семьдесят пять долларов в неделю.

Он по-настоящему успокоился, когда женщина, которую он так проклинал, наконец-то вошла в его кабинет.

— Что ты делаешь? — потребовала Прескотт.

Ее тон давал понять, что она совершенно не одобряет разрушения своей картотеки.

Картер дал волю своей раздражительности:

— Ана что похоже то, чем я занимаюсь? Я пытаюсь найти документы по объединению «Тор-Тэк».

Она скривила рот в улыбке и с шумом закрыла за собой дверь.

— Чтобы найти «Тор-Тэк», попробуй на букву «Т».

— Я уже смотрел на букву «Т»...

— В активном файле. А то, что ты смотришь, — это пассивный, дополнительный файл.

Она посмотрела на него и нетерпеливо оттолкнула его в сторону.

— Дай, я найду.

Такая пренебрежительная и повелевающая манера ее поведения, когда они оставались одни, всегда возмущала его, но так, как сейчас, — никогда. Он захотел разбить ее холодный неприкосновенный фасад и понимал, что единственно, как он мог это сделать, — крепко обнять и поцеловать в губы. Картер знал, что Прескотт влюбилась в него в первый же день их совместной работы, но никогда не признавалась в этом даже себе. Она посвятила свою жизнь его карьере, и это устраивало его. Но ему была ненавистна мысль о том, что она ему необходима, и именно сейчас он много дал бы за то, чтобы увидеть ее, стоящую на коленях с раскрытыми губами перед его членом и умоляющую оттрахать ее.

Он слышал в конторе сплетни, что Прескотт была извращенкой. Она не давала повода таким слухам, но люди считали так из-за того, что она отказывалась наносить макияж, всегда носила одну и ту же строгую неженственную прическу, а ее одежда была больше похожа на мужскую, чем на женскую. Картер не верил, что она лесбиянка. Он был убежден, что Прескотт была просто фригидной — скорее всего, старой девой, и ей было суждено остаться такой навсегда.

С холодной высокомерной улыбкой она протянула ему скоросшиватель:

— Вот, пожалуйста, «Тор-Тэк».

Он надеялся, что она не найдет его, и практически вырвал папку из рук.

— Где ты, к черту, пропадала три дня? И почему не позвонила в воскресенье вечером, как обещала? Я ждал почти до половины второго.

— Сожалею, что причинила тебе беспокойство, Картер, — медленно произнесла она. — Я была занята уборкой того беспорядка, который ты навел.

— Три дня?

— Этот беспорядок был намного больше, чем обычно.

Повернувшись, Картер пошел к своему столу; Прескотт направилась к своему месту. Он отложил в сторону папку и посмотрел на нее.

— Полагаю, ты добилась от Анхелы подписания договора?

— Боюсь, что Анхела пока не может подписывать что-либо.

Она молча села в замшевое кресло напротив его стола.

— Если сможет вообще. Анхела сейчас в состоянии полного психического расстройства.

— Боже мой, — застонал Картер. — Когда это случилось?

В своей типично официальной манере Прескотт быстро пробежалась по событиям воскресной ночи.

Картер помолчал какое-то время. Он искренне жалел Анхелу. Он никогда не хотел, чтобы с ней случилось что-то дурное; она подарила ему столько приятных часов. В то же время он с содроганием подумал: что могло бы случиться, не имей Прескотт такого присутствия духа, такой трезвости ума. Его прежнее раздражение улетучилось, и он одарил ее своей благодарной улыбкой.