Шрифт:
— Я не знаю, смогу ли я быть такой хорошей.
Сестра Сицилия спрятала улыбку.
— Ты должна постараться, потому что, когда ты закончишь свой букет, ты сможешь предложить его Богу, и Он ответит на твои молитвы, и твоя мама поправится.
— Он так сделает? Действительно?
— Я обещаю.
— Ой, спасибо!
В порыве благодарности Лорис кинулась на шею сестре Сицилии и крепко обняла ее.
Она не сознавала, что делает, пока не услышала возглас удивления монахини и не почувствовала на щеке серебряное распятие, которое было холодное как лед. Она отпрянула, испугавшись наказания.
Недисциплинированное сердце сестры Сицилии поступило по-другому. Потянувшись, она пригладила непослушный локон за ухо Лорис.
— И я буду каждый день упоминать в своих молитвах твою маму.
С этого дня над Лорис довлело быть предельно послушной: приходилось отказываться даже от таких мелочей, как леденцы, которые приносили ей удовольствие. Она так часто рисовала розы, что на ее большом пальце появились мозоли. И она больше не завидовала тем девочкам, которые плохо вели себя на неделе, но их все равно по воскресеньям забирали родители, потому что знала, что, как только она закончит свой букет, ее мама тоже придет к ней.
К концу месяца букет уже был готов — буйство цветов, нарисованных различными цветными карандашами, которые только были в коробке. Печатными буквами она подписала: «Богу от Лорис»
В тот четверг, в середине урока по арифметике, ее вызвали в кабинет Главной матери.
— К тебе посетитель, — сказала сестра Тереза, и, прежде чем послать ее вниз, она тщательно осмотрела ее одежду.
Переполненная радостью встречи со своей матерью, Лорис быстро пробежала два пролета лестницы и весь остаток пути по холлу.
Она постучала, перед тем как открыть дверь. Ее посетителем была мисс Прескотт.
— Где моя мама?
Лорис оглядела кабинет в поисках, где могла бы спрятаться ее мать.
— Это то, о чем я приехала тебе сказать, Лорис, — сказала печально мисс Прескотт. — Твоя мама не сможет прийти к тебе... никогда. Она...
— Твоя мама ушла на небеса, Касталди, — помогая, закончила Главная мать, — чтобы быть с Богом.
Лорис, не понимая, смотрела то на одну, то на другую. Она точно знала, что это означало, но отказывалась верить тому, что они говорили.
— Я хочу мою мамочку!
Лорис неистово бросилась на мисс Прескотт и стала бить ее своими крохотными кулачками.
— Это вы забрали от меня мою мамочку! Отдайте назад мою мамочку!
Такое явное оскорбление подняло Главную мать со своего места.
— Касталди, немедленно прекрати такое неприличное поведение.
— Я хочу мою мамочку!
Прескотт схватила за плечи плачущего ребенка и с силой встряхнула ее, но та уже была не в состоянии остановиться.
— Лорис, твоя мать умерла!
— Нет, — вскричала Лорис, еще и еще раз.
Ее мать не могла умереть. Бог никогда не позволит, чтобы такое случилось, — ведь она только что закончила свой букет.
Только тогда, когда она стояла перед розовым деревянным ящиком, глядя своими собственными глазами на застывшее лицо Анхелы, Лорис наконец приняла правду.
Лорис пообещала себе, что никогда больше она не будет молить Бога о помощи! Никогда, никогда не забудет, что Он сделал ее матери.
2
Наблюдая, как мисс Прескотт управляла своей «БМВ», Лорис почувствовала усиливающееся чувство беспокойства, почти страха, портившее ее приподнятое настроение, какое у нее было весь долгожданный день после окончания школы.
Проверяя, удобно ли устроилась Лорис на своем сиденье, Прескотт почувствовала, словно что-то ударило ее. Сходство девочки со своей матерью было столь поразительно, что казалось, Анхела вернулась, чтобы преследовать ее.
Хотя волосы Лорис были коротко острижены, и их концы были ровными, словно кто-то просто их обрубил, в них была та же превосходная пышность, тот же иссиня-черный блеск, как у Анхелы. Ее губы с опущенными уголками, даже когда они улыбались, были такими же сладострастными и нежными, как у Анхелы. И была та же фигура, чувственные линии которой не портило даже строгое темно-синее платье в полоску.
Она была возрожденной Анхелой с ее длинными-предлинными ногами, ростом в пять футов восемь дюймов. Это была Анхела с исключительно изящными чертами лица, чья красота не искажалась ни единым недостатком.
Поворачивая ключ зажигания, она удивилась, почему настроение девочки так изменилось, когда она села в машину. Думала ли она о том водителе, что вез ее на похороны двенадцать лет назад? Или она вспомнила время, когда она везла их с матерью от Кинсли обратно в Нью-Йорк? Прескотт было интересно, что помнит Лорис из того рокового воскресенья.