– Нет. – Клим поглядел на сундуки и добавил: – Мне он теперь без надобности. Уволен вчистую и без пенсиона! А что мои советники сир Тигль и сир Гаммек?

– Ждут дозволения войти, твое величество.

– Зови. И пусть вина принесут. Самого кислого, какое найдется.

– Как повелишь, государь.

Хохай удалился. Прошла минута-другая, и в кабинет вступили сановники. Гаммек бен Санап – в доспехах с золотой чеканкой, Тигль диц Марем – в просторном камзоле синего сукна, скрывавшем его внушительное брюхо. Поклонились с достоинством и, повинуясь взмаху королевской длани, сели в кресла.

Клим уставился на Гаммека.

– Что в броне, боярин? Не тесновато ли?

Военный министр тряхнул отвислыми щеками.

– Так в поход же идем, государь. На безбожных орков, под началом твоего величества! А я – королевский стратег и должен чину соответствовать.

– Это верно. Вот и принимайся за дело, достойное твоей отваги и рвения. Сегодня, как солнце закатится, пойдешь в «Гнилые кости» к Мамышу, бывшему сержанту. Знаешь такого?

Градоначальник Тигль побледнел, а Гаммек чуть не свалился с кресла. Губы его затряслись, на лбу внезапно выступил пот, но все же он смог пробормотать:

– Кто ж его не знает, сир. Поганый человечишка, с таким мне якшаться зазорно.

– Нужен он нам, гордый ты мой, так что наведайся к нему с королевским поручением, – молвил Клим. – Слышал я, что в его подвале мышки живут. Скажешь, что принимаю их в войско, а Мамыш будет над ними капитаном.

Гаммек отер пот со лба, сполз на пол и бухнулся на колени.

– Ради Благого! Пощади, государь! Съедят! Кровушку выпьют и съедят! Эти… эти отродья беззаконные, им только покажись в неурочный час – пальца не останется, даже волосинки!

Клим нахмурился:

– Сядь, боярин, и не пачкай подгузник. Съедят! Как это – съедят? Королевского советника? Посланца моего величества? Да я их за такое непотребство ниже плинтуса опущу! Живьем в землю закопаю! Так что не тревожься и иди смело. За тобой – король и королевский приказ о всеобщей мобилизации. Иди! Сегодня же в ночь!

В кабинет бесшумно проскользнул Дога с вином, разлил напиток в чаши и исчез. Тигль, отхлебнув, сморщился и выпучил глаза – винцо, должно быть, перекисло в уксус. Гаммек, ухватив чашу обеими руками, опростал ее, захлебываясь и будто не замечая, что пьет. Вино капало на его панцирь, пятнало пояс из позолоченных пластин, текло на колени.

– Угощайтесь, советники, – с видом хлебосольного хозяина произнес Клим. – Не обессудьте, что кисловато, – ситуация у нас, скажем прямо, кислая. Сладкое будет, когда совладаем с неприятелем. А пока ты, сир Гаммек, мне Мамыша организуй, а ты, сир Тигль, принимайся город укреплять. Золото есть, – он бросил взгляд на сундуки, – так что найми работников побольше. Стены и башни привести в порядок, ров очистить и воду пустить, валы насыпать заново и на речном берегу поставить частоколы. Пятнадцать дней тебе даю. Коль не справишься, повешу.

Советники откланялись. Сир Тигль диц Марем был задумчив и потирал шею, военный министр Гаммек бен Санап еле дотащился до двери на подгибавшихся ногах.

– Оборотни в погонах, – буркнул Клим, вставая. – Ну, поглядим, поглядим… Может, овчинка и стоит выделки.

Подойдя к двери, он кликнул Догу и велел нести пиво – большую кружку и чтоб похолоднее. День был жаркий, в Хай Бории стояло лето, солнце пекло, поля зеленели, и в распахнутое окошко вливались запахи цветов и свежей листвы. Правда, навозом воняло по-прежнему.

Флакончик за поясом согрелся, и аромат зелья стал сильнее. Несколько секунд Клим раздумывал, хорошо это или плохо. В надписи о подобных тонкостях ничего не говорилось, надпись на склянке была прежней: «Эликсир силы. Одна капля на кружку пива». Припомнив совет зазеркального старца о том, что кружку надо взять побольше, Клим подождал, пока осядет пена, и решил, что емкость подходящая, литра на полтора, не меньше. Затем капнул в кружку бесцветную жидкость и сделал первый глоток.

Пиво было отличное, свежее, горьковатое, в меру хмельное, цвета темного янтаря. Королевское пиво! Клим пил и пил, не отрываясь и не переводя дыхания. Показалось дно. Он глотнул последний раз, крякнул, вытер губы рукавом и опустился в кресло.

Что-то хрустнуло. Сжав подлокотники, он привстал и вдруг очутился на полу в груде деревянных обломков. Щепки, треснувшая кожа сиденья, клочья конского волоса, россыпь медных гвоздиков с фигурными шляпками… Покачав головой, Клим осторожно поднялся, оглядел остатки кресла и пробормотал:

– С мебелью ясно. А что еще мы можем?

Он шагнул к сундукам. Движения были стремительными, точными, и мнилось майору Скуратову, что он не идет, а парит над полом, словно не чувствуя земного притяжения. Сила переполняла его. От рождения он был крепок и быстр, но и представить не мог подобных ощущений: тело обманчиво легкое, мышцы точно сжатые пружины, ритм сердечных сокращений размеренный, мощный и нечастый – должно быть, тридцать ударов в минуту. Подумав об этом, Клим сдвинул рукав и посмотрел на часы. Двенадцать сорок две… Интересно, – мелькнула мысль, – сколько это будет продолжаться?