— Ну? Теперь вы сходите за ноутбуком?

— Да. Но завтра.

— Почему?

Положа руку на сердце, я могла бы ответить — утро вечера мудренее, — но озвучила совершенно другую, практичную мысль:

— Ночью не присылают медсестру из лечебницы.

— Ух, ты черт, — Туполев треснул себя по лбу. — Действительно не присылают. Отлично соображаете, Софья. И почему вы с такой головой пивом торгуете? Вам бы заводом руководить…

— Спасибо. — Отношения двух детей под одеялом — комплименты и признания, — находились в развитии. — Кто-то из нас должен был сохранить трезвость мысли.

— Кстати о трезвости, — вспомнил Кирилл и дотянулся до бутылки с водкой. — Предлагаю выпить на брудершафт.

— Я на работе, — отказалась я. — Но могу чокнуться минералкой.

Наливая себе в пластмассовый стаканчик, Туполев бормотал:

— Надо же как мне повезло вас встретить… — Сомнительное, на мой взгляд везение. Лучше бы он ехал сейчас в Москву, а не устраивал проверок собственной жене. — Вы и козу доить умеете… А если, — он поднял стаканчик на уровень глаз и посмотрел через него на меня, — я предложу вам уехать вместе со мной?

— Предложите, — я протянула руку со стаканчиком минеральной воды.

— Сначала брудершафт.

Мы переплели руки, неловко выпили и еще более неловко встретились губами на секунду.

— Ты сможешь уехать со мной?

— Куда?

— Не важно, куда-нибудь.

— Вы будете…

— Стоп. Мы уже на «ты».

— У меня водка была понарошку, — улыбнулась я.

— Не играет роли. Пили брудершафт. Так что там с твоим вопросом?

— Я представила, как буду доить козу, пока ты пишешь свой роман. Забавно. Идиллическая картинка — отпуск на четыре месяца.

— Да, — погрустнел он, — всего лишь…

— Только не предлагай мне ждать тебя из заключения!

— Как ты догадалась?

— Мы три часа дышим одним воздухом и впитываем мысли.

— Быстро. Мысли Беллы я не научился впитывать и за пять лет. А жаль.

— Я буду тебе писать. Одно письмо в месяц.

— Обещаешь?

— Клянусь.

Он привстал с ящика и потянулся ко мне.

Пожалуй, это через чур, решила я и ушла в сторону. Не удержав равновесия, он вытянулся вдоль прилавка и уткнулся головой в коробки с «Волшебной Фантазией».

— Черт! — одна из коробок слетела на пол. Кирилл собирался нагнуться, но не успел. Бросил взгляд на свой дом и замер: — Софья, там свет.

— Где?

— В моем окне. В гостиной.

Я вывернулась под его рукой и посмотрела на окна дома из красного кирпича. В одиннадцать вечера многие из них еще не погасли, в том числе и знакомые окна гостиной Туполевых, были хорошо освещены.

— Странно, — пробормотал Кирилл. — Милиция давно уехала. Кто там бродит? — В его голосе послышалось прежнее волнение.

— Я думаю, это ваша горничная. Ее вызвали и она наводит в квартире порядок.

— Софья, выходи за меня замуж. Ты самая умная женщина, после учительницы алгебры. Но ей восемьдесят четыре года. Выйдешь?

— Обязательно. Только сначала отсиди.

Каждому заключенному нужна жена хотя бы по переписке. Тогда сидение обретает конечную цель и благородную направленность. Нельзя отказывать в милости падшим, убогим и больным. Меня всегда умиляла сцена из «Женитьбы Бальзаминова», когда две чистые бабки с тазами пихали бублики в руки, протянутые сквозь решетки. У матушки Сережи Бальзаминова была специально припасена связка свежих бубликов — да не оскудеет рука дающего.

Кирилл с трудом выпрямился и потер поясницу:

— Пол царства за постель.

— Спина болит?

— Ноет, — признался и пошутил, — никогда не сидел столько в скрюченной позе на пивном ящике.

— В принципе, после двенадцати я могу закрыть палатку.

— В самом деле? — оживился Туполев. — Можешь?

— Могу. Когда нас переселили с проспекта в глубь двора, ночной торговли почти нет. Раньше машины останавливались, жители из квартала напротив добегали. А сейчас все ходят на параллельную улицу к трамвайной остановке.

— Ну и?

— Мне надо позвонить своему хозяину. Сколько времени? — Я отодвинула Кирилла и посмотрела на будильник за его спиной. — Пять минут двенадцатого. Еще не поздно…

— Дать сотовый?

— Давай. У меня на счету десять центов.

Дозвонившись до Ибрагима Аслановича, я наврала ему, что плохо себя чувствую и пообещала — завтра в восемь утра, до прихода Земфиры на смену, буду на месте. И поскольку я редко пользовалась подобной возможностью, наш дорогой Душман дал лишь одно напутствие: