С: Но ведь профессор Мазер не считается экспертом по холокосту. Может ли его оценка, данная этим свидетелям, вообще быть принята международными признанными специалистами по холокосту?

Р: Больше об этом мы узнаем из последней главы настоящей лекции. Дело, однако, в том, что мы не можем просто так взять и отмахнуться от самого признанного в мире эксперта по Гитлеру и Третьему Рейху как от какого-то профана. Если он, несмотря на возможное социальное и уголовное преследование, грозящее ему в Г ермании, всё же делает подобные заявления, то у него должны быть на это веские причины. Последнее предложение Мазера в его главе о холокосте можно истолковать как намёк на то, что бы он сказал, если бы никакой угрозы преследований не было: «И противоречия [в официальной версии холокоста] нередко были просто разительными» (стр. 530).

Р: В завершение этой лекции я хотел бы привести несколько высказываний из различных исследований и СМИ, которые, правда, вызвали не столь большое внимание, но тем не менее о них стоит упомянуть, поскольку они имеют непосредственное отношение к теме нашей лекции.

Начнём с Самуэля Грингауза, которого я уже упоминал, и приведём более длинный отрывок из его исследования, вышедшего в 1950 году. Речь в нём идёт о регулярных трудностях в деле изучения еврейских гетто военного периода. В том, что касается надёжности свидетельских показаний Второй мировой войны, Грингауз констатирует: «Гиперисторический комплекс [переживших холокост] можно описать как иудоцентричный, локоцентричный и эгоцентричный. В нём сосредоточена историческая значимость местных событий по отношению к еврейским проблемам на основании личного опыта. Именно по этой причине большинство мемуаров и рассказов полно нелепого многословия, графоманских преувеличений, драматичных эффектов, раздутой самооценки, дилетантского философствования, напускного лиризма, непроверенных слухов, предубеждений, предвзятых нападок и прочего хлама»[212].

Мартин Бросцат, бывший директор официального немецкого Института современной истории в Мюнхене, упомянул о «некорректных или преувеличенных [...] заявлениях бывших узников или свидетелей»[389].

Это подтверждает и американский официальный эксперт по холокосту Люси Давидович: «В библиотеках и архивах со всего света имеются тысячи устных историй переживших [холокост], излагающих их опыт. Их качество и пригодность значительно разнятся в зависимости от памяти рассказчика, его понимания событий, интуиции и, конечно же, скрупулёзности. [...] Изученные мною свидетельства полны ошибок в датах, именах участников и местах, и в них присутствует явное непонимание самих событий»^390] (выделено мной — Г.Р.).

Несмотря на сомнительный характер этих рассказов «переживших» холокост, их критика, как правило, считается богохульством. В своей книге «Холокост в американской жизни» Питер Новик отмечает: «В последние годы «переживший холокост» стал почётным термином, вызывающим не только симпатию, но и восхищение и даже благоговение. Пережившие холокост считаются и обыкновенно описываются как пример храбрости, стойкости и мудрости, исходящих из их страданий»[391].

Норман Финкелыптейн описывает последствия такого поклонения: «Поскольку переживших холокост почитают за мирских святых, никто не осмеливается в них сомневаться. Самые нелепые утверждения проходят без комментариев»[392].

Разумеется, бывают и исключения. Учёные, которые имеют привилегию самим быть пережившими холокост, не боятся ставить под сомнение рассказы своих «коллег». Знаменитый французский историк Мишель де Буяр — один из них. Во время войны он был интернирован в лагерь Маутхаузен, а в более поздние годы стал преподавателем средневековой истории и членом парижского Комитета по истории Второй мировой войны. В 1986 году он так отозвался о качестве рассказов очевидцев: «Мне не даёт покоя мысль, что через сто или, может, даже через пятьдесят лет историки будут исследовать этот частный аспект Второй мировой войны, каким является система концентрационных лагерей, и что они там обнаружат. Материалы прогнили до основания. С одной стороны мы имеем внушительную коллекцию фантазий, упорно повторяемых неточностей (в особенности в том, что касается цифр), разнородных смесей, обобщений, а с другой стороны — крайне критичные [ревизионистские] исследования, демонстрирующие нелепость этих преувеличений»[393].

А вот как отзывается о холокосте американский традиционный историк Арно Майер (Mayer), преподаватель новой еврейской истории в Принстонском университете, в своей книге по холокосту: «Источники для изучения газовых камер крайне малочисленны и ненадёжны. Несмотря на то, что Г итлер и нацисты не делали секрета из своей войны с евреями, эсэсовцы тщательно стёрли все следы своей кровавой работы и орудий убийства. До сих пор не было найдено ни одного письменного приказа о проведении газаций. Эсэсовцы не только уничтожили большую часть лагерных записей (которые всё равно были неполными), но и снесли всё оборудование для убийства и для кремации ещё задолго до прихода советских войск. Также они позаботились о том, чтобы избавиться от костей и праха жертв»[394].

С: Но ведь то, что Майер здесь говорит, мы постоянно слышим от историков!

Р: А вы взгляните повнимательней на то, что говорит Майер. Его довод, по сути дела, можно свести к следующему: «Тот факт, что никаких вещественных улик не существует, доказывает то, что эти улики были полностью уничтожены».

Это тот же тип аргументации, который продемонстрировала пережившая холокост еврейка Симона Вейль, первый президент Европарламента. В ответ на тезис Фориссона о том, что не существует доказательств существования нацистских газовых камер (для убийства людей), она заявила: «Все знают, что нацисты уничтожили эти газовые камеры и тщательно истребили всех свидетелей»[395].

Иными словами, отсутствие доказательств в поддержку моего тезиса не опровергает его, а доказывает, что кто-то уничтожил эти самые доказательства. Гениально... Да я так могу взять и заявить, что у древних египтян, к примеру, имелся беспроводный телеграф! Доказательства? Пожалуйста: археологи не нашли никаких телеграфных столбов! Как вам такое?

С: Это просто смешно...

Р: Почему же вы тогда не смеётесь над Арно Майером?

С: Потому что я не хочу оказаться в тюрьме...