Хан забрал Марийку и увел ее к себе в шатер.

Далее, совершенно очевидно, должна быть сцена, рассказанная нам отцом, а после нее приходится встык следующий сохранившийся набросок:

По ночной степи она летела нагая на неоседланном жеребце… Утро приветствовало беглянку улыбкой ясной и потоком лучей, от которых она тщетно старалась прикрыть наготу свою. Волосы ее были рассыпаны по плечам, спине, высокой, с острыми сосцами груди, что была белее серебра…

Вылетела на курган и огляделась: степь была пустынна, погони нигде не было видно, вдалеке ясно вырисовывался остроголовый курган Семи братьев. Опасность миновала.

В черновиках «Запорожцев» Артем Веселый подвел итог подготовительной работы: «Тема моя шумит передо мною, точно созревшая и ожидающая серпа нива». Видимо, роман был продуман в целом и в деталях.

Не достало времени его написать…

Публикуется впервые

Рассказ композиционно завершен: в нем есть завязка, развитие сюжета и концовка. Однако он далеко не закончен — некоторые темы, детали и речевые обороты лишь намечены автором, в этих случаях он делает помету в скобках: (пара банальных фраз об истории; развернуть; имена, факты),подчеркивает слова и фразы, нуждающиеся в замене.

Рассказ о том, как начинающий драматург Михаил Онучин (автор называет его Мишкой), вознамерившийся написать пьесу о Степане Разине, благодаря рекламе в одночасье становится «подающим огромные надежды пролетарским писателем», интересен не только своим по сути анекдотическим сюжетом.

Написанный в конце 20-х годов, в то время, когда Артем Веселый работал над «Гуляй Волгой», он содержит мысли автора о проблемах создания художественного исторического произведения.

— Через столкновение мнений познается истина, — сказал Юрий. — Сегодня я познакомлю тебя с профессором Благовидовым…

Комната, пыль, книги, кукарекующий профессор.

— Молодой человек, должен сказать вам, что я специалист по морскому разбою (Брокгауз, пиратство, царства, торговля, открытие новых земель).

— Ах, нет! — нетерпеливо и раздраженно перебил Мишка. — Мне нужен 17 век России.

— Понимаю. Я знаю мало по этому вопросу, но все же с удовольствием побеседую с вами.

Мишка удовлетворенно откинулся в кресле и закурил, приготовившись слушать.

Профессор рад был отвести душу: давно никто не спрашивал его об истории.[…]

— Ваше стремление, — начал профессор дребезжащим голосом, — ваше стремление написать исторический труд весьма похвально. В нашу бурную эпоху произошло какое-то всеобщее поглупение — никто ничем не интересуется, кроме сегодняшнего дня, а между тем, значение истории огромно (пару банальных фраз об истории)[…] Чтобы понять 17 век, нужно знать в совершенстве 16–18, пожалуй, 19, не говоря уже о нашем веке. О Разине, нужно полагать, написаны сотни книг, и научно-исследовательских, и беллетристических, в самых различных разрезах: бытовом, фантастическом, этнографическом, фольклорном и проч. и проч. Книги, несомненно, есть и плохие, и хорошие. Писать еще одну плохую книгу — нет смысла, а чтобы написать хорошую, при наличии таланта и усидчивости, вам необходимо овладеть всем материалом, перерасти его, и на его почве создать свою книгу, которая показала бы Разина с какой-то новой стороны. […]

Робкие полувозражения и полувопросы молодого драматурга вызывали словесную бурю со стороны профессора […]

— Наука — основа основ, — и профессор начал говорить о заслугах науки за последние века.. — Наука воскрешает перед нами прошлое, утверждает настоящее и ярким лучом гипотез освещает будущее.

— Ну нет, — сказал обиженный за всю свою братию Мишка и даже вскочил от волнения. — Экстаз поэта поднял и показал восхищенному человечеству штуки, о которых все ученые вместе взятые не имеют никакого представления… Множество современных достижений и техники, и науки поэты-фантасты предсказали за сотни лет. (Развернуть. Имена, факты)[…].

Опустошенный и ошеломленный, с головой, кружащейся, как пылающая карусель, Мишка вышел в ночь, расписанную звездами. Он просидел у старика 14 часов.

[…] Он не мог остановиться только на исследованиях главных историков, потому что для художника порой какая-нибудь художественная мелочь важнее большого события.[…]

Чем больше он читал, тем больше утверждался в мысли, что о казачестве ничего не знает: во всяком случае, чтобы достигнуть известной полноты и всесторонности в изучении вопроса нужно было прочитать сотни царских грамот, отписок атаманов, летописей, серьезных исследований и сказок о ведьмах и чертях, ученых трактатов и монографий. Помимо того нужно было основательно познакомиться с культурой тех народов, что жили в Крыму, на Урале и по всему юго-востоку России. Абсолютно необходимо нужно было знать, кто и как жили на казачьих землях до их появления. А экономические причины, побуждавшие царя московского к колонизаторской политике и торговле с востоком! А одежда и оружие того времени!..

Или возьмем язык. Он был смешан. Обычаи казаков многим отличались от обычаев Московских или Киевских. И, наконец, вера. От господствующей церкви казаки всеми мерами отгораживались, и чуть ли не до конца 17 века у казаков и попы были свои, выборные. По всему юго-востоку России, еще в 18 веке насчитывалось не более пяти убогих церковок, сколоченных из досок. Со стародавних времен обычая венчания и в помине не было. Казаки вели жизнь безбрачную: жен они выбирали из пленниц. В базарный или праздничный день выводил казак на базарную площадь (майдан) свою нареченную, и при всем честном народе, назвав ее по имени, говорил: «Будь мне женою». Она кланялась ему в ноги и отвечала: «А ты будь мне мужем». Не сложнее был и развод: муж выводил жену на собор и кричал: «Не люба!» Если она была стара, он ее продавал в батрачки, в если молода и красива, то передавал ее кому-нибудь в жены и получал за нее добра, сколько может увезти нагруженная, но не перегруженная лошадь. Купивший покрывал жену полою бешмета, в знак снятия с нее позора, и тем дело кончалось. Богатые казаки, как восточные ханы, имели по несколько жен. […].