— Смотрю дружески, идейным надо подчиняться.

— Что ты понимаешь в революции?

— Ничего, сынок, не понимаю.

— Как по-твоему, за кем останется победа?

— У кого кишка толще, штоб тянулась, да не рвалась.

— А не снятся ли тебе черти?

Допрос продолжался вплоть до той минуты, когда задребезжал телефон. Чугунов приказал готовить роту и прислать наверх всех сотрудников секретно-оперативной части.

Из ворот выходили небольшими кучками и молча, рубя острый шаг, ссыпались в черные колодцы улиц и переулков.

Дом.

№.

Властный стук.

Тишина.

Стук настойчив и неотвратим.

Испуганный крик:

— Кто там?

— Обыск.

У дома зазвенело в ухе.

На хозяйке трепетные губы и заспанный капот.

Движенья ночных гостей быстры, и в притихших комнатах гулки их шаги.

Приторно пахнет семейным туалетным мылом и теплой, надышенной постелью.

Кто-нибудь плачет, кто-нибудь, задыхаясь, уверяет:

— Это недоразумение, честное слово… Мы никогда и ничего… Васенька даже сочувствует… Васенька, объясни ты им… Господи…

Васенька, обуваясь, долго не может поймать шнурка ботинка и старается говорить как можно спокойнее:

— Конечно же, недоразумение, ошибки возможны и даже неизбежны… Ты не волнуйся, Мурик, тебе вредно волноваться… Допросят и выпустят… Я больше чем уверен, что выпустят…

Уходили, уводили Васеньку.

Дом после обыска, как после пожара.

Погиб Филька за чих.

Башка его была вечно всхохлачена — расчески не было и купить негде: базары разорены, а в аптеке советской после белых одна валерьянка да зубной порошок. При обыске Филька придавил пяткой, а потом спустил в карман Васенькину роговую расческу. Комиссар Фейгин узрел, донес Чугунову, а тот порылся в Филькином личном деле и по синей обложке ахнул:

По всей вероятности, Артем Веселый даже не пытался опубликовать рассказ полностью: цензура не пропустила бы описания того, как «бушевали чекисты».

Впервые вторая половина рассказа появилась в печати в 1988 году 4 .

Полностью «Филькина карьера» не опубликована по сей день.

Среди бумаг — папка, надписанная Артемом: «„Большой запев“. Третье издание (цензурный экземпляр). Изд. „Недра“. М., 1931 г.».

В папке — типографские гранки будущего сборника. На каждом листе фиолетовый штамп: ПРОВЕРЕНО. На первой странице Артем отметил: «цензурные выкидки», далее следуют номера страниц. Всего красный карандаш цензора сделал более тридцати вычерков отдельных слов, фраз, и целых абзацев.

Некоторые из них «идеологические» (вычеркнутое выделено курсивом):

«В деревянном мыке мусолился Интернационал, неизбежный, как смерть, изо дня в день. И утром и вечером в счет молитвы.

Ефим […] пошел через площадь мимо похожей на виселицуарки, выстроенной к советским торжествам.

Красная казарма „Парижская коммуна“. Лоб в лоб с тюрьмой.

Под ним плясала шершавая и капризная, как комиссарская жена,кобыленка».

Публикуется впервые

Солдатская сказка не была опубликована по соображениям этическим. Цензор (в данном случае редактор) отсекал не только «идеологически вредное», но и недостаточно, по его мнению, целомудренное.

В наше время, когда в литературе к месту и не к месту используется ненормативная лексика, солдатская сказка (явно не авторская, а фольклорная), которую Артем Веселый намеревался включить в одну из глав «России, кровью умытой», представляется не более, чем озорной. В те поры она воспринималась как похабная.

Впервые о ней (без единой цитаты) упоминается в тексте, вошедшем в сборник «Пирующая весна»:

Лобастый краснобай, свеся с верхней полки стриженую ступеньками голову, с захлебом рассказывал похабную сказку.