Нам, немцам, остается только пожелать, чтобы мы как можно скорее нашли путь, который смог бы освободить нашу страну от трагического раскола, а Европа в целом могла бы выполнить роль примирителя Востока и Запада.

Жертвы, которые потребовала война, обязывают нас преодолеть заблуждения, ошибки и упущения прошлого. Они побуждают нас к обновлению нашей нации. Свобода и независимость являются все же не только проблемой военной готовности, наличия новейшего оружия, верных и решительных союзников, но и в не меньшей степени – проблемой поиска политических идей, проблемой укрепления общественного строя. И в этом плане традиции военной службы, чести, долга и товарищества смогли бы здесь принести самые неожиданные и богатые плоды.

Три дня спустя, после вечернего совещания, фюрер сделал мне знак остаться. Он также задержал генерал-фельдмаршала [Вильгельма] Кейтеля, генерал[-полковника Альфреда] Йодля, [Иоахима фон] Риббентропа и [Герниха] Гиммлера, который – случай исключительный – тоже в тот день присутствовал [на совещании]. Мы устроились в креслах вокруг небольшого стола, и Адольф Гитлер в нескольких словах изложил последние события на юго-восточном направлении. Фронт, который только сейчас удалось стабилизировать вдоль венгерской границы, надо удержать любой ценой, ибо в этом огромном выступе находился миллион немецких солдат, которые в случае внезапного прорыва неминуемо окажутся в плену.

«Так вот, – продолжал фюрер, – мы получили конфиденциальные донесения, что регент-правитель Венгрии адмирал Хорти пытается установить контакты с врагом, желая договориться о сепаратном мире. Успех его замыслов означал бы гибель нашей армии. Хорти хочет найти согласие не только с Западными державами, но также и с Россией, которой он предложил полную капитуляцию.

Вы, шурмбаннфюрер Скорцени, подготовите военный захват будапештского замка на горе Бургберг. Начнете эту операцию, как только мы получим сведения, что регент намерен отказаться от своих обязательств, вытекающих из его союзнического договора с Германией. Похоже, что Генеральный штаб подумывает о высадке парашютистов или, возможно, о приземлении нескольких самолетов на саму эту гору. На время вашей миссии вы поступаете в распоряжение нового командующего нашими войсками в Венгрии генерала N. Однако приготовления начнете сегодня же, поскольку штаб у N, еще только формируется [212] . Чтобы помочь вам преодолеть все трудности, какие могут встретиться, я дам вам письменный приказ, который предоставит вам очень широкие полномочия».

Генерал Йодль прочитал мне список подразделений, вверяемых под мое начальство: батальон парашютистов люфтваффе, 600й парашютный батальон [213] и моторизованный батальон, сформированный из курсантов офицерского училища в Винер-Нойштадте. К тому же из Вены будут переведены две эскадрильи транспортных планеров и поставлены под мое командование.

– Вы получите также на время операции самолет из штабной эскадрильи фюрера, и будете пользоваться им для ваших личных передвижений, – заключил Йодль.

Еще несколько минут Гитлер беседовал с Риббентропом по поводу докладов немецкого посольства в Будапеште. Согласно последним депешам, положение следует считать «очень напряженным»; венгерское правительство явно желает покинуть лагерь стран «оси». Затем фюрер подписал мой мандат и, протягивая мне, добавил:

– Я рассчитываю на вас и на ваших людей.

Затем он удалился. Немного позже ушли остальные, оставив меня в одиночестве. Проглядывая наскоро документ, я поразился, что буду располагать практически неограниченными полномочиями. На листе большого формата типа «государственная бумага», где в верхнем левом углу золотым рельефом был выбит орел со свастикой, а наверху готическими буквами написано «Фюрер и рейхсканцлер» (F"uhrer und Reichskanzler) [214] , я прочитал:

«Штурмбаннфюрер резерва СС Отто Скорцени назначен мною для выполнения личного и конфиденциального приказа высочайшей важности. Прошу все военные и гражданские службы оказывать штурмбанфюреру Скорцени всевозможную помощь и выполнять все его требования».

Под этими словами – подпись первого лица в Германии, выведенная нетвердой рукой. На какой-то миг я подумал, что с таким карт-бланшем я мог бы по своей прихоти поставить весь рейх с ног на голову. Затем решил, что буду пользоваться им как можно меньше. Ведь я уже научен, что следует опасаться слепого подчинения штабных чинов, которым показывают «высочайший приказ». Я предпочитал полагаться на понимание и на сознательную помощь тех, к кому должен буду обратиться.

Сейчас уже два часа ночи, но, прежде чем ложиться спать, хочу сделать свои первые распоряжения. К счастью, двумя днями раньше я предусмотрительно телеграфировал приказ о боевой тревоге одному из своих подразделений, бывшему 50-2-му егерскому батальону. Теперь я прошу соединить меня с капитаном [215] [Адрианом] фон Фёлькерзамом и отдаю ему приказания:

– Алло, Фёлькерзам. Мне только что поручили крупномасштабную операцию. Потрудитесь записать: 1-я рота, усиленная несколькими отборными солдатами, сегодня утром, ровно в восемь, грузится в самолет на аэродроме Гатов. Пусть возьмут тройной запас патронов, и добавьте полное снаряжение для четырех взводов подрывников. Каждому человеку дайте запас съестного на шесть суток. Роту поручите оберштурмфюреру [СС Вернеру] Хунке. Место назначения знает командир транспортной эскадрильи. Я сам в тот же час вылечу отсюда и примерно в десять прибуду на заводской аэродром Хейнкеля, что неподалеку от Ораниенбурга. Приезжайте за мной. Мы, то есть вы, Остафель, [Карл] Радль и я, отправляемся в полдень. Вопросов нет? Прекрасно. И до скорого.

Несколько часов отдыха, и я уже лечу на борту «Хейнкеля» He.111. Созерцая пейзаж, думаю о тех последствиях, которые неминуемо вызовет предательство венгров. Ставка в игре, которую мне, возможно, придется играть, огромна: целая армия – миллион человек, чье положение станет весьма шатким, чтобы не сказать отчаянным, в том случае, если венгерские дивизии в Карпатах прекратят огонь или, что еще хуже, перейдут на сторону врага. И если к тому же мы потеряем и Будапешт, центральный узел наших коммуникаций, то это будет невообразимая катастрофа. О, только бы мне успеть!