В Камалоке — освобождение от грехов, в Девачане — светлое воздаяние по деянию каждого. Девачан — лишь часть божественной сферы бытия, христианский рай из семи подразделений, и туда прорывается наше мыслящее ментальное тело. И оно ведет там активную жизнь: строит велико-1 репные замки, живописует прекрасные картины, творит изумительные художественные произведения — и все силой Мысли. Светящаяся страна Девачан, ее высшее отделение Арупа и есть наша истинная родина.

P.S. Для чего пищу все это? Ну, во-первых, чтобы еще раз пройтись по астральным и ментальным мирам, не запутаться в их слоях, когда придет час уже не теории, а практики. Во-вторых, загробное путешествие, дума о нем несколько даже сглаживает мое теперешнее состояние. Ведь одно дело предполагать, что со смертью наступает полное безвременье, вечное могильное небытие, и совсем другое — истинно веровать, что твой Опыт, приобретенный в страданиях, перерабатывается на родине в определенные качества, способности, с которыми ты отправляешься в новое странствие по Земле, раз за разом, бессчетное количество раз, чтобы однажды проснуться, прозреть в духовность, осознать Всевышнее в себе, устремиться к Богу и в своей неповторимой индивидуальности слиться с ним на века. Никто не заставляет нас жить и умирать.

15 февраля, ночь. Хорошо, что нынче суббота и не надо утром на службу. Не то, чтобы надоело рассматривать в микроскоп чешую да оттолиты, считать рыбьи позвонки — просто все это как-то разом утратило смысл. Отдел наш, вероятно, скоро разгонят; шеф, ходят слухи, подыскал работенку в каком-то кулинарном кооперативе, что-то там по производству балыков. Ну, его тема; шеф выживет, голова у него докторская, тыковкой. Да и вообще, весь институт скоро развалится, не рентабелен. Ученые умы устремились кто куда в поисках теплого места под солнцем. Каждый занят собой, и никому-то нет дела до всяких там лаборантов и прочих мелких сотрудников.

…Нынче много гостей. Ленечка первым пожаловал и сразу с порога: был у Никифоровны? Как же, говорю, побывал, старушка обнадеживать не стала. Ну, Леня успокаивать, то да се, не отчаивайся, выше голову, я туг “букетик” приготовил… Будешь, мол, заваривать травки, как чай, и по стакану три раза в день.

Леня в травках поднаторел; сам собирает каждый год где-то в Забайкалье, сам сушит, готовит рецепты. Многие болезни лечит, даже самые запущенные. Кроме, разумеется, моей.

Следом за Леней новый гость — Вадим Николаевич, психолог. Он неподалеку живет, но заглядывает лишь по субботам да воскресеньям, и, как я понимаю, больше для того, чтобы пообщаться именно с Леней. Да еще с “божьим человеком” Илюшей — этот от Лени ни на шаг, у него и живет.

Вера Васильевна поставила чай. Она любит наши мальчишники; приготовит чай, что-нибудь вкусненькое на стол да и сидит слушает. Наверное, мало что понимает, но поскольку слушает, значит, что-то ей нравится в наших-то разговорах… Раньше закуска к столу обильной была, теперь не то. Леня принес с собой карамелек с горсточку, десяток яичек из своей деревеньки прихватил — у них там с матерью огородик, какое-никакое хозяйство… Вадим Николаевич из дома пирожков взял с чем-то сладким и вкусным, видать, жена постаралась. Ну Илюша… что с него взять, себя только и принес, зело прозябшего…

Хозяюшка наша, Вера Васильевна, кастрюльку горячей картошки на стол — тоже Ленина картошка-то, на прошлой неделе ведерко подбросил, на том и держимся. Разговоры наши, как правило, о вечном, божественном, потустороннем. Послушает кто со стороны, так, пожалуй, и ничего не поймет, сбежит. Причем, тут такая расстановка сил: я — любитель послушать, разговорить меня вообще-то трудно. Леня тоже все больше молчит, но уже если заговорит — только по существу, авторитетно. Так что основной оратор в нашей компании — Вадим Николаевич. Ему это дело нравится — заводить разговоры, уводить в нужную сторону, быть всегда и всюду в центре внимания.

Но я о Лене сперва. Ему уже тридцать три, возраст Спасителя; йогой он занимается давно, идет своим Путем, а над всеми остальными незлобиво, тихо посмеивается. Все остальное для него — как игры несмышленой детворы: шумите, мол, ребятки, шумите, а вот когда познаете истину, успокоитесь… Лет десять назад в медитации, тогда у нас почти неизвестной, Леня увидел себя как бы со стороны в какой-то странной пещере, и сразу ему стало понятно: да ведь в Андах он, в родных Андах! и пещера эта, и жрецы вокруг в белых одеждах — тоже местные, латиноамериканские. И сам он, Леня, — такой же абориген в своем прошлом, стало быть, воплощении, индеец. И стало ему понятно в пещере той, что нынешняя его жизнь на земле — лишь некое наказание за тяжкий проступок, совершенный там, в Андах. Леня, разумеется, не этот, нынешний, а тот в прошлом, индеец, из ревности, что ли, побил жену, да так, что у той и дух вон! А это тяжкая карма. Потому, видно, в нынешней жизни, развязывая узлы, Леня вовсе не смотрит на женщин. Даже самые красивые из них — что они есть, что нету. А если учесть к тому же, что сам Леня из себя не хухры-мухры завалящий — атлет! Если учесть, что эти самые красавицы так и бросаются на него, так и бросаются, — станет понятно, что в нынешней жизни для настоящих мужчин всегда есть место подвигу. Да и лицом, кстати, мой друг — типичный индеец: горбонос, глаза — черные уголья, прямые волосы с синеватым отливом по плечи: ни дать ни взять — вождь краснокожих. Ему бы в кино сниматься. Как туг не поверить в перевоплощение душ!.. Но я не об этом, однако. В той пещере, что в Андах, жрецы торжественно преподнесли Лене большой деревянный Ключ, имеющий форму человека. Выйдя из медитации, Леня, как и Архимед, возопил: эврика! Да ведь подарок жрецов — это не просто так, это символ его, Лениного, только его Пути. Ключ в форме человека — прямое указание на то, что цель есть сам че-ло-век; только познавая себя как человека, через себя-человека можно познать остальной мир. Вот после этого Леня, тогда еще студент сельхозинститута, почти агроном, полностью погрузился в себя, в свой внутренний мир. Субъект стал искать Объекта в себе. Он взял академический отпуск (по болезни; в деканате смеялись, глядя на его цветущий вид, но отпуск оформили) и удалился в Забайкальскую тайгу. Да в такую глушь, где и промысловик-охотник — большая редкость. Летом запасся мало-помалу продуктами, построил зимовье, благо руки крепкие, привыкшие к топору, и приступил к суровому годичному эксперименту. Занимался в основном дыхательными упражнениями. Часами изводил себя Пранаямой, вырабатывая ритм, не дыша, доводя тело до испарины, почти до обморока. Где-то уже в декабре начал ощущать свои центры, после и увидел их — огненные колеса-чакрамы. Расплавленной серебряной струей устремился по позвоночнику вверх Змей Кундалини, Даждь-бог, Жар-птица, шипя, раскручивая чакрамы. И у него остановилось сердце, прекратилось дыхание. И увидел он то, к чему так упорно стремился: внутреннее строение своей головы, мозжечок, таламус и прочее. Увидел Шары давления, Желтые туманности, Эллипсоид Аджны (его собственные названия). Увидел потоки прозрачных и предметных сред. Много чего охватил в подробностях Леня, но, главное, в подобные минуты остановки сердца и дыхания он с необычайной ясностью, четкостью получал ответы на самые сложные вопросы: что есть Пространство? что есть Время? что есть Жизнь? Ответы приходили мгновенно, но не в форме слов, а в блоках идей, понятий. Оставалось только зафиксировать их на бумаге. Это было восхитительное зимовье! Леня исписал кучу тетрадей; вышел из тайги уже состоявшимся йогом.

Однако я, кажется, увлекся… Но мне нравится сам процесс письма, буковка к буковке. Что делать… У Славика не было детства; вместо него — беспризорщина и детдом. У Славика уже никогда не будет зрелости и тем более благородной старости в окружении внуков. Нет у него ни прошлого, ни будущего — одно недолгое настоящее. И этим настоящим он желает распорядиться, как хочет: буковка к буковке.

Полночь. Пора в постель. Как-то разом навалилась сонливость, и я хорошо знаю, что это значит. Меня зовет Тонкий Мир. И в нем будет иная жизнь, иные видения, другой радостный и светлый мир. Все, спать. Появится настроение, продолжу рассказ о мальчишнике завтра…

16 февраля, воскресенье, раннее утро. Чудеса… Уже ко многому, кажется, привык, но такое… Нет об этом следует рассказать подробнее. Скорее всего, это был транс. Он начался сразу, лишь только лег в постель. Как-то разом похолодели ноги, в груди и в голове разлилась теплота, покой. Что после? Я вдруг увидел себя парящим в небе. Ну да, легко, бескрыло и вроде бы даже бестелесно; одно сознание и парило над землей, наслаждаясь высотой. Потом вдруг заметил над собой какое-то огромное овальное тело. Оно было матово-серебристое, легкое, напоминало дирижабль, как я его знал по картинкам. И эта невесомая конструкция парила надо мной не пугая и не беспокоя, как нечто объеденное, ну, например облако. Немного погодя, “дирижабль” снизился я увидел, как открывается дверь; меня неудержимо влекло к ней, я приблизился и… Что-то помешало в этот момент, пьяный крик во дворе, кажется; очнулся, полежал с закрытыми глазами — и снова холодок в ногах, теплая волна в груди… И снова то же чудное парение над землей, как будто не было никакого перерыва, снова открытая дверь “дирижабля”, меня легко затянуло внутрь… Какие-то пульты, кабины, и вот я уже в одной из них, почему-то лежу на белой кушетке… Какие-то люди вокруг, да, да, именно люди, не ошибиться, и ясное осознание: они намерены меня лечить, я должен полностью им довериться.