— Не будем спешить, сынок, не все сразу. Поймем главное: Мысль — это самое великое, самое могучее орудие человека. Ею можно крошить скалы и созидать Миры, — он повел рукой вокруг, как бы спрашивая: нравится тебе здесь? — Мысль жива, вещественна, ее можно видеть… она представляет собою огненную Плазму… Как странно, проходят тысячелетия, а люди не хотят понять, что величайшее назначение человека — работа с Мыслью.

Он замолчал, и я не осмеливался нарушать тишину.

— Я понимаю твое состояние, — заговорил он наконец. — Столько вопросов, и на все хочется получить ответ! Увы, и здесь придется набраться терпения. Не будем терять времени, сынок, я вижу, что интересует тебя прежде всего… Итак, почему ты, почему выбран именно ты? Почему здесь сейчас передо мною, в моей Структуре? Отвечаю, дитя мое. Все люди на Земле под пристальным наблюдением Высших. И Сила каждого, и Слава — от Них. Ты искренне жаждешь проснуться, искренне устремлен и потому достоин Ответа. По земным меркам с тобою случилось несчастье… твой искренний зов о помощи услышан, следует ли удивляться? К тому же тобою наработано достаточно воли и терпения, было бы ошибкой, непозволительной растратой энергии начинать все сначала в условиях Третичной Материи. В тебя поверили, сынок, предоставили шанс — надо оправдать доверие Высших… Ты в поисках идеала, и потому напомню, что сказано в глубокой древности: “Одна чистая Душа перед Богом дороже целого Мира, ибо чистая Душа спасает мир, тогда как Иллюзия Мира разрушает неисчислимое количество душ”… Знай, с этих минут Я беру ответственность за тебя, постарайся не огорчать своего Учителя. Так мало требуется от человека: любить ближнего, как Бога, и Бога, как ближнего, — исполняй эту заповедь, родной, и воздается тебе по твоему устремлению… Оставим сложное на потом; для начала несколько простых советов. Запомни, жизнь все равно снесет в любой ситуации, поэтому всегда бери направление выше. Но не рассуждай о нем, своем направлении, — это остановит на Пути. Продолжай следовать к Цели, устремляйся к ней сердцем, а дорога выведет сама. Но, если Цель раздваивается, знай: ты сам раздвоен, и это есть зло… Продолжай искоренять в себе страх, зависть и отвращение. Не стремись ни в чем держать приоритет, все это пустые забавы ума, тщеславие тщеславного “эго”. Не сей в чужих умах мнения о своем Пути и не рассматривай Пути чужие: у каждого свои цели и своя дорога. Постоянно культивируй в себе убежденность в том, что уже не нуждаешься ни в чем, так как за бесчисленные воплощения насобирал слишком много: время собирать урожай. И последнее на сегодня: знай, сынок, что главное для Воина Света — “быть неприметным среди низших и сиять самородком для Высших”. Медитируй на эту тему желательно каждый день. На все Воля Божия. И потому заповедую: Верь! Надейся! Люби! Знай! Действуй! Пять драгоценностей в Сокровищнице Высшего, они и приведут тебя к Цели. ОУМ.

Я понял, время нашей встречи подходит к концу. Еще минута-другая-и мы расстанемся.

— Простите, — сказал я, смиренно сложив руки на груди, ладони лодочкой. — Я не знаю, как обращаться к Вам…

— Сердце подскажет, — улыбнулся он и снова коснулся моей руки; и снова меня как бы обволокла волна благодати. — Но можешь обращаться ко мне так: О'Джан. И конечно, на ты. До встречи, сынок.

23 февраля. День Советской Армии и Флота… Но, Господи, как затуркали наших служивых защитников, до чего довели.

Впрочем, ну зачем мне все это? Без меня разберутся и политики, и военные, что к чему. Я не борец. Я ничего не могу изменить. И у меня другие задачи. И потому лучше не засорять эфир недобрыми эманациями на эту тему.

…Нынче объявился Леня: “Старик, звоню с работы из поликлиники. Ночью уезжаю на недельку в Прибалтику, дела”. Я поинтересовался: во сколько ночью? “За полночь даже, в ноль тридцать”, — уточнил он. “Тогда приходи, от меня и поедешь”. — “О'кей, договорились, столько смотаюсь домой за вещичками”.

Вечером он прибыл. Как всегда, не с пустыми руками, выложил из рюкзака кочан свежей капусты, морковь, свеклу: “От матушки большой привет, чем богаты, тем и рады”. Да, хорошо жить в сельской местности. Только там сейчас и можно свести концы с концами, не умереть с голодухи. Разумеется, вот таким неустроенным, как мы с Верой Васильевной. Что ж, помереть — дело второстепенное, для меня важнее сейчас людское внимание. Не знаю уж, как и чем отблагодарить друга.

“Ленечка…” — только и сказала растроганная Вера Васильевна.

Поболтали о том о сем; как ни крути, как ни старайся, а в жизни преходящее много значит. Вот и разговор все больше о беспределе цен, пустоте прилавков, об озверевших наших согражданах. Но это в присутствии Веры Васильевны. Бедняжка охает, ахает, ничего не может понять. Почему люди, “как отрубь в решете, средь непонятных им событий”, по выражению Сергея Есенина? Волей-неволей и мы с Леней втягиваемся в это чертово решето, но, оставшись одни, стараемся до беспредела не опускаться. Формула Лени, его принцип: не хнычь, а умей вписаться в любую ситуацию — и все на этом. Есть темы поважнее. Кто-то из хорошо думающих задался вопросом: наши устремления безграничны, а жизнь коротка, как могло произойти такое трагическое несоответствие? Отвечаю определенно: спрашивающий не знал о Законе Перевоплощений. Великий Закон ставит все на свои места. Но текущая жизнь — этот трепет комариного крыла — воистину быстротечна, и, право, жаль тратить время на пустые дела и разговоры, тем более на озлобление.

Леня, едва мы остались одни, поинтересовался, как дела, выгляжу я неплохо.

— Леня, — сказал я торжественно, — можешь меня поздравить!

— По трамвайному билету выиграл миллион?

— Да, примерно. Даже больше. Я выиграл жизнь, Ленечка. Тьфу, тьфу, не сглазить, я, кажется, начинаю выздоравливать.

— Что значит кажется? Мои “букетики” помогли?

— Все может быть. Но вначале… у меня просьба к тебе, — давай помедитируем вместе, посмотрим, что к чему.

— Это скорее моя просьба, а не твоя. Посмотрим, посмотрим… Вера Васильевна не помешает?

— Нет, я предупредил: мы занимаемся.

Мы сели на полу рядом друг с другом. Поначалу мне приходилось трудно в Падма-асане: переплетать ноги, выворачивать ступни, держать спину прямой, но теперь могу так сидеть часами.

— Договоримся так, — сказал Леня. — Не буду тебя вести. Делай, как в прошлый раз, но без моих комментариев. Расслабляйся, растворяйся, пари в воздухе… Я буду только наблюдать. Поработаю наблюдающим наблюдателем. И тебе того же. Поехали.

Мы замерли. Я живо представил себя на берегу моря… Синяя бескрайность, белые барашки волн — Голубое небо, солнечно… Я на безлюдном берегу в одних плавках… Теплые волны набегают на песок, с шипением ласкают ноги… Вода прозрачна насквозь, возле отшлифованных камней шевелят плавниками головастые бычки… Хорошо-то как, вольно, Господи! Вон чайка парит, одинокая, гордая, непременно Джонатан Ливингстон. Она не захотела жить в стае, выбрала свободное парение, высоту. Ее — из миллиона одну — приметил Ричард Бах и написал великолепную притчу. Чайка? Или это я сам парю над землей? Нет, нет, рано пока; я еще волна, море, вот этот симпатичный лобастый бычок у ноги… Или вот это дерево на скале; ну, конечно, я деревце, и листья мои шумят на ветру, а в ветвях струится прохладный сок. Корни мои в земле, а крона высоко в небе; я — природный магнит, идеальное воплощение земного бытия: да, да, корни мои в земле, а крона в небе. Я — деревце на скале, я — сама жертвенность, я самое беззащитное создание на земле. Но я — в устремлении, в развитии, в эволюции, я — человек. Я все могу и, если очень постараюсь, мигом окажусь в поднебесье над морем. Да, мне это нипочем; я — море, я — деревце, я — скала и я — сам полет. Внизу — синева моря, белые игрушечные кораблики вверху — синяя беспредельность, Миры, здесь где-то святая Иерархия и мой Учитель… Мне хорошо, я между небом и землей, я растворился в природе, ничего и никого вокруг, только одна мысль, моя мысль… Я — ничто и я — все, я Шунья, пустота, я извечное Ничто и Нечто… Я есть Природа, ее светлейшее Величество, частица её…

— Отлично. Достаточно, — сказал Леня, — достаточно на сегодня, приземляйся и рассказывай.

— Что ты хочешь услышать?

— Интересно знать, как тебе это удалось.

— Что именно?

— Избавиться… ну сам знаешь от чего, не валяй дурака. Я пожал плечами:

— Сам удивлен. Твои “букетики” помогли, не иначе.

— Но не настолько же! Ты чист, как новорожденный. У тебя внутри все идеально, как в часиках. Даже песочка нет, не чудеса?!. Когда мы с тобой практиковали последний раз, не помнишь?