Двадцать шестого августа было воскресенье, погода стояла лучезарная, и Изабель приготовилась насладиться всей полнотой славы, проведя этот день подле мужа. За неделю до этого, девятнадцатого августа, Гаспар примчался в Пале-Рояль с вестью о блистательной победе при Лансе, которую одержал Конде [23] над императорскими войсками. Испанцы потеряли три тысячи убитыми, пять тысяч воинов попало в плен, они лишились всех своих пушек и более ста знамен и штандартов, тогда как у французов вышло из строя лишь полторы тысячи солдат и офицеров. Гаспар привез и передал Ее Величеству королеве письмо от своего командующего, в котором принц Конде сообщал об исключительной роли герцога Шатильонского, своей правой руки, в этой битве. Успех был достигнут благодаря бешеному натиску его отряда, у врагов было захвачено множество знамен. Принц просил, чтобы герцог и герцогиня были удостоены чести быть приглашенными на торжественный благодарственный молебен. Просьба принца была удовлетворена.

Лицо Изабель сияло детской радостью, когда она вместе с мужем-героем ехала в карете, следующей за королевской, в торжественном кортеже. Она радовалась почетному месту, а еще больше тому, что их встреча словно бы вернула обоих к безумной влюбленности начала их супружеской жизни. Изабель была прелестнее, чем когда бы то ни было, ее муж был неотразим. Он был великолепен: загорелый, мужественный, закаленный испытаниями лагерной жизни – все женщины на него заглядывались. В эту пору они любили друг друга с каким-то неистовством, порожденным, возможно, горечью, скопившейся в сердце Изабель, и затаившейся в душе Гаспара обидой. Во время военной кампании он получил одно из тех мерзких писем, которые всегда странствуют без подписи, и оно известило его, что прелестная герцогиня не без удовольствия выслушивает всевозможные любезности от обольстительного герцога де Немура. Но в этот миг они слишком жаждали друг друга, чтобы терять драгоценное время на бесплодные упреки: Гаспар должен был вернуться к принцу Конде сразу же по окончании торжественной церемонии.

В десять часов утра пушка Лувра возвестила своим выстрелом о выезде короля. Великолепный наряд маленького Людовика сиял лазурью и золотом, рядом с сыном возвышалась величественная фигура королевы. Анна Австрийская была вся в черном, но с чудесными украшениями из жемчуга. Буря рукоплесканий сопровождала продвижение кареты красивого десятилетнего мальчика с гордо поднятой головой. Его осанка не давала забыть о его высоком титуле. Следом за королевской каретой, запряженной восьмеркой белых лошадей, ехала карета герцога и герцогини Шатильонских. Изабель была в наряде из черного бархата, белого атласа и великолепных кружев, в алых туфельках, которые прелестно смотрелись в сочетании со сверкающим ожерельем из рубинов и бриллиантов. Она улыбалась, сияя белоснежными зубками, веселым нарядным горожанам, которые радостно приветствовали ослепительную кра-савицу.

Все колокола Парижа зазвонили одновременно. Их веселый разноголосый перезвон перекрыл медлительный и важный звон большого колокола собора Парижской Богоматери. Сердца парижан захлестнула горделивая радость. Не радовались, возможно, только господа из Парламента, для которых эта нежданная победа стала публичным опровержением их притязаний. Эти господа уже не первый месяц боролись против требования короля выплачивать налоги под предлогом того, что деньги тратятся на войну, в которой невозможно одержать победу.

Церемония была грандиозной! Архиепископ Парижа, монсеньор де Гонди, и его коадъютор – и племянник – аббат де Гонди де Рец провели службу необыкновенно торжественно. Прочесть проповедь было поручено племяннику, и эта проповедь послужила свидетельством его немалых талантов. Правда, Изабель, которую вместе с Гаспаром поместили позади короля и королевы, не совсем поняла, почему проповеднику, который благодарил Господа за то, что Он увенчал победой оружие французского короля, понадобилось предупреждать его же против злоупотреблений, вызванных самоупоением. Аббат напомнил, что народ платит за победу собственной кровью, и поэтому немилосердно обременять его еще и налогами на военные кампании.

Юный Людовик XIV, как показалось многим, остался недоволен проповедью. Во время мессы он сказал матери:

– Господин коадъютор кажется мне большим другом Парламента, по этой причине ему никогда не стать моим другом.

– Он опасный человек! От него нужно держаться подальше.

Благодарственная месса завершилась без происшествий. Но королева не одобрила проповедь и покинула собор в немалом гневе. А кардинал Мазарини, хоть и старался держаться в тени, наслушался по дороге во дворец недовольных возгласов горожан, что тоже не порадовало ни его, ни королеву.

Зато Гаспара горожане приветствовали с восторженным энтузиазмом, что доставило ему истинное наслаждение.

После мессы все высокопоставленные лица вернулись в Пале-Рояль, где их ожидали всевозможные закуски. Долгого застолья не предполагалось. Гаспар должен был после мессы возвращаться к принцу Конде. Принц лечился на водах в Форже, получив рану не столько болезненную, сколько доставляющую неудобства. Франсуа де Бутвиль приехал в Париж вместе с шурином, желая поцеловать сестру и услышать торжественный молебен, на что благодаря своей отваге имел полное право.

В то время как в кабинете королевы придворные окружили юного короля и его мать, выражая им свои восторги, Мазарини с кислой миной удалился в свой кабинет. Франсуа, также находившийся в кабинете королевы, подошел к раскрытому окну и, свесившись вниз, стал прислушиваться. Шум, стоявший за окном, был необычным. Крики и выстрелы сопровождали глухой гул множества голосов, который обычно витает над собравшейся толпой. Убедившись, что он слышит выстрелы, Франсуа обернулся и попросил тишины.

– Что там происходит? – заинтересовался мальчик-король. – Вы что-то увидели, господин де Бутвиль?