– Ну, об сем мы подумаем позже. А сейчас скажи-ка мне, братец, в приюте сем только взрослые содержатся? Или дети тоже есть?

– Есть, барон, как не быть. И девочки и мальчишки…

Говоривший осекся. Он преотлично понял, что хотел ему сказать камергер.

– Ну, а раз есть приют и болезные, то не след ли нам посетить это место? Чтобы убедиться, что нашим-то узникам от этих людишек больных угрозы нет?

– Это крайне необходимо сделать – таков уж порядок службы. Но как же принц?

– Принц? – Корф недоуменно поднял бровь. – А что с ним?

– Он же…

– Ты же сам только вчера рассказывал, что стал он жаловаться на головокружения, что сны ему страшные приходят. Что по ночам встает он и на луну страшно воет. А проснувшись, на солдат охраны кричит, сетует, что они ему по ночам ноги грязью мажут…

– Бывало такое, – собеседник кивнул, стараясь не сводить все же взгляда с лица камергера и барона. – Но все же…

– Таким образом, мы приют должны освидетельствовать, дабы от болезных угрозы узникам нашим не было, а заодно уж и доктора оттуда позовем, чтобы облегчил он страдания маленького Григория.

– Не Гри… О да, конечно, маленького Григория…

– Ну вот и замечательно! Завтра поутру и отправимся – не след мешкать. Григорию растущему помощь нужна, а нам след убедиться в безопасности.

– Я впервые за долгие годы покидаю свой приют. Зачем, поручик?

Вяземский, который к этому времени не только вернул себе звание поручика, но даже, перепрыгнув через несколько ступеней, стал ротмистром, пожал плечами. Не объяснять же мальчишке, какую многоходовую комбинацию придумал и сколько чудес свершил камергер барон Корф, прежде чем удалось просто задуматься о спасении узников Архангельской губернии.

– Пора уже, Ваня, перейти от теории к практическим занятиям. Ведь отец Феофан наверняка тебе давал уроки географии, рассказывал, как ориентироваться на местности, где нет дорог, как выйти к людскому жилью в поле иль в лесу…

– Рассказывал, конечно. Однако, думал я всегда, для меня это лишь книжные ненужные знания. Географию своего узилища я знаю преотлично.

– Ну что ж, и знаешь, как оно расположено относительно сторон света? И какие дороги к нему ведут? И как от твоего мирка до… ну хоть Двины добраться?

– Зачем? Я же узник…

– Друг мой, ни одно заточение не длится вечно! Пока человек жив, в нем живет надежда на обретение свободы. Не знаю, когда этот произойдет для тебя, но я, как твой наставник, просто обязан подготовить тебя к жизни.

– К жизни?

– Конечно, Ваня. Ведь ты же уже вполне уверенно управляешься с оружием, свободно владеешь языками. Не далее как вчера мы с тобой целый день упражнялись в картографии. Теперь пришел черед выйти за стены и посмотреть, каким бывает мир для человека, обреченного не с правителями, а с самой природой сражаться за свое существование…

Глаза мальчика горели. Ротмистр с удовольствием следил за тем, как его ученик, заметно вытянувшийся за эти годы, поправил панталер так, чтобы он не мешал в движении, пусть к нему и не крепилось оружие, вывернул чуть вперед гусарскую ташку, чуть повел плечами под мундиром без знаков отличия, чтобы тот сел поудобнее.

«Ого, а Иван-то учится у всех, даже не замечая этого. Вон и у Корфа чему-то выучился, хотя и видел его, поди, всего десяток раз…»

Для узника четырех стен двигался Иван удивительно хорошо, спокойно, несуетливо – Вяземский в который уже раз мысленно порадовался, что не щадил своего ученика, гонял до седьмого пота. Вот они, плоды тех усилий – мальчишка ведет себя, как его сверстники, не думает, куда и как ступить, чего беречься. Не ведет себя как дикий зверь, всю жизнь проведший в клетке и лишь теперь благостию хозяина выпущенный на волю.

Длинная улица, замощенная бревнами, обрывалась у городской заставы. Дальше лежало огромное пространство, у самого горизонта сливающееся с черным по весне лесом. Земля под сапогами чуть подавалась – близость болот да пришедшее весеннее тепло давали о себе знать.

– Мы сегодня попадем туда? – Глаза Ивана горели совершенно мальчишеским восторгом, хотя он изо всех сил хотел казаться сосредоточенным и по-взрослому серьезным.

– Ну-у, думаю, друг мой, не сегодня все же. Далековато для первой экспедиции – версты три, а то и все четыре. Нам бы для начала с картой освоиться, да с компасом, определить, какой откуда ветер дует, да хорошо ли мы подготовлены, может быть, надо будет снаряжение-то перед далеким путешествием сменить.

– Ладно. – Иван кивнул. В словах наставника он видел смысл, хотя далекий черный лес на горизонте манил и звал так, как иных мечтателей зовут бескрайние моря или высокие горы.

– А теперь вынимай карту и определи направление дороги, по которой мы вышли.

– А потом?

– А потом попробуем понять, как далеко на самом деле тот лес и где же он находится?

– На севере?

Вяземский расхохотался.

– Не жди подсказок, мы в походе, каждая примета впору будет.

– Но где же все-таки север?