Шрифт:
— Удобного момента? И я тоже. Поэтому и заговорил с ней. — Он снова повысил голос, ставший резким и напряженным.
Его мачеха отвернулась и села в уголке дивана.
— Дорогой, ну о чем мы спорим! Ты снял груз с моих плеч. Садись и расскажи мне все.
Он нерешительно остановился перед ней, сказал:
— Я не могу сидеть.
— Тогда ходи. Только расскажи мне: я сгораю от нетерпения.
В ответ он бросился в кресло, стоявшее рядом с ней, мгновение сидел, ничего не говоря, вытянув ноги и закинув руки за голову. Анна, не сводя глаз с его лица, спокойно ждала, когда он заговорит.
— Так вот… конечно, именно такой реакции и можно было ожидать.
— Хочешь сказать, она восприняла это так плохо?
— Каких только доводов не прозвучало, вся тяжелая артиллерия была пущена в ход: отец, Живр, мсье де Шантель, королевская власть и церковь. Даже бедная моя матушка была вызвана из забвения и вооружена воображаемым протестом.
Анна сочувственно вздохнула:
— Ну… ты же был готов ко всему этому?
— Думал, что готов, пока не услышал ее. И потом, это звучало так невероятно глупо, что я не выдержал и так и сказал ей.
— Ох, Оуэн… Оуэн.
— Да, знаю. Я поступил как дурак; но я ничего не мог с собой поделать.
— И наверно, смертельно обидел ее? Именно это я и хотела предотвратить. — Она положила руку ему на плечо. — Несносный мальчишка, не дождался, не дал мне замолвить слово за тебя!
Он слегка отстранился, так что ее рука соскользнула с его плеча.
— Ты не понимаешь, — сказал он, хмурясь.
— Не представляю, как я могу понять, пока ты не объяснишь. Если решил, что пришло время рассказать бабушке, почему было не попросить меня сделать это? У меня были свои причины выжидать; но если бы ты попросил меня, я, естественно, поговорила бы с ней.
Он уклонился от ее предложения объясниться, неожиданно свернув на другое:
— И какие у тебя были причины выжидать?
Анна ответила не сразу. Под испытующим взглядом пасынка ей было немного не по себе.
— Я чувствовала, что мой подход… Хотелось быть абсолютно уверенной…
— Уверенной в чем?
Неуловимо запнувшись, она ответила:
— Просто в убедительности нашей позиции.
— Но ты сказала — на днях, когда мы разговаривали об этом перед их возвращением из Уши, — что уверена.
— Дорогой мой, или ты думаешь, что в столь сложном деле каждый день, каждый час в той или иной степени не меняет самую твердую уверенность!
— Именно к этому я и веду. Я хочу знать, что изменило твою.
Она раздраженно переменила позу:
— Какое это теперь имеет значение, когда дело сделано? Не знаю, как бы я могла объяснить…
Он вскочил на ноги и стоял, глядя на нее и мучительно хмуря лоб.
— Но это совершенно необходимо — чтобы ты могла найти какое-нибудь объяснение.
Сказано это было таким тоном, что она потеряла терпение:
— Нет необходимости вообще как-то объяснять тебе, поскольку ты взял дело в свои руки. Все, что я могу сказать, — это что я пыталась помочь тебе: ни о чем другом я и не думала. — Она помолчала, потом добавила: — Если сомневаешься, тогда ты поступил правильно.
— Я никогда не сомневался в тебе! — возразил он с легким ударением на слове «тебе». Он перестал хмуриться, и на его лице вновь появилось выражение доверия. — Не обижайся, если… если тебе показалось, что я несправедлив, — продолжал он. — Я тоже ничего не могу объяснить… все так запутано, правда? Вот почему я подумал, что лучше сказать ей сразу; или, скорее, почему вообще не думал, а просто неожиданно выложил все…
Анна тоже примирительно посмотрела на него:
— Теперь не имеет большого значения как и почему. Вопрос в том, что делать с бабушкой. Ты не сказал мне, что она намерена предпринять.
— О, она намерена послать за Аделаидой Пейнтер.
Упоминание этого имени вызвало легкую улыбку, веселую у него и облегченную у нее.
— Возможно, — добавила Анна, — это наилучший выход для нас обоих.
Оуэн пожал плечами:
— Это слишком нелепо и унизительно. Вовлекать эту женщину в наши тайны!..
— Вряд ли это может и дальше оставаться тайной.
Он подошел к камину и стоял, двигая фигурки на каминной полке; но после ее слов снова повернулся к ней:
— Ты, конечно, никому не рассказывала об этом?
— Нет, но теперь собираюсь.
Она помолчала, ожидая, что он ответит, но он молчал, и она продолжила:
— Если рассказать Аделаиде Пейнтер, то я не вижу причины, почему мне не рассказать мистеру Дарроу.
Оуэн резко поставил на место маленькую статуэтку:
— Нет возражений: хочу, чтобы все знали.