Человек забрал из рук Никиты меню, пробежал глазами. Официант с собачьими бакенбардами, больше похожими на брыли, стоял почтительно рядом, готовясь принять заказ.

– Я предложу вам истинный tour de cuisine, [40] – улыбнулся господин и продолжил официанту:

– Dorade bouilie sause marechale, Ragout aux Langues de carpes, Ramereaux a la charniere, ciboulette de gibier a L'espagnole, pate de cuisses d'oie aux pois de Monsavie, queues d'agneau au clair de Lane, artichauts a la Grecque, charlotte de pommes a la Lacy Waters, hombes a la maree, glaces aux rayons d'or [41] …

Официант всё послушно записал и умчался выполнять заказ.

– Класс! – восхитился Никита. – Вы как будто родились во Франции.

– Класс? – переспросил незнакомец.

– Я хотел сказать, здорово у вас получилось!

– Ну что вы, – незнакомец слегка покраснел то ли от похвалы, то ли от смущения, – это такие мелочи. Мне доставляет истинное удовольствие угощать друзей. Жаль, что не все это понимают, тем более в нашей бедной стране. Это даже не принято теперь. Но вспомните, и у нас иногда в ресторанах увидишь такое, до чего ни Франции, ни Америке не доползти при всём своём желании!

– Но мы, кажется, не знакомы? – спохватился Никита. – Во всяком случае, я никак не могу вспомнить ваше имя.

– Как же, как же! Я – Леонид Фёдорович Глинский, – представился его собеседник. – Последний раз мы с вами виделись во дворе Лубянки. Я сразу обратил на вас внимание, и когда Женя Моргенштерн куда-то последовал за вами, мне подумалось, что поступить так же весьма разумнее, чем дожидаться бесплатного сожжения на инквизиторском костре безбожников.

– Ну, конечно! – вспомнил Никита. – Он же один из «Странников ночи» Даниила Андреева. То-то лицо его показалось знакомым. Утопия построения Храма Солнца Мира на Воробьёвых горах при великосветской совдепии. Красота! Но его экипировка вовсе не походит на серенький советский стиль, к тому же гурман он, кажется, изрядный, вон и брюшко солидное из под жилетки с алмазной искоркой. А это уж совсем с российским тоталитаризмом не совместимо. Хотя в его времена НЭП тоже процветал, именно в эту пору советский рубль стал одной из самых крепких валют мира.

– Вас, мой юный друг, приводит в недоумение мой вид? – поднял брови Леонид Фёдорович. Что говорить, в проницательности ему отказать было нельзя. – Всё дело в том, что я – один из представителей новой советской науки, можно сказать, элитный профессор. Поэтому нас берегли. Не всегда и не всех, но тут кому уж как повезёт. Мой коллега Тимофеев-Ресовский – надеюсь, слышали о таком? – не захотел рисковать, жить на вулкане и попросту эмигрировал. Мы же надеялись на волну перемен у себя на Родине и благоговейно ждали. Но до перемен нашей стране пока ещё далеко. Значит, надо как-то самому выкручиваться, не находите?

– А здесь-то вы как?.. – вопросом на вопрос ответил Никита. – Ах да, сбежали с Лубянки. Неужели это возможно?

– В мире нет ничего невозможного, мой друг, – философски заметил Глинский. – Тем более, когда тебе помогают. А если безвозмездно, так сказать, помогают, то от такой помощи и вовсе грех отказываться!

– Кто? – насторожился Никита. – Судя по вашим рассуждениям, вам кто-то помог сбежать безнаказанно от Лубянского костра и остаться не растерзанным, то есть, не сожжённым?

– Вы правы, мне помогли, – кивнул Леонид Фёдорович. – Так, один знакомый помог. Но, смею уверить, очень приличный и воспитанный человек. А вы разве что-то имеете против, когда люди помогают друг другу просто так, без всяческих личных выгод?

– Здоровый советский альтруизм?

– Да, если хотите, – Глинский вздорно поднял голову. – Но не советский, а общечеловеческий. У этого понятия нет национальности. А люди большей частью не верят в альтруизм, вот как вы, к примеру. Не верят, потому что не понимают всей чистоты этого понятия. Любой выжига, деспот стяжатель всегда понятен: он старается ради своей выгоды, ради собственного сытого брюха. Что же альтруист? Добро ради добра? Безвозмездно? Просто так? «Не верю! – взревёт обыватель, – Так не бывает! Вернее бывает, но в книгах!». А Заповеди Божьи? «Да, они писаны, но не для человеков! А мир этот таков, что на стыке Европ и Америк люпус люпуса всё-таки съест!».

И, поверьте, обыватель прав. Прав своей правдой, пока не столкнётся с другой, диаметрально противоположной по значению. Тогда, как правило, рушатся какие-то идеалы, жизнь – всё псу под хвост. Человек начинает обвинять в несчастиях своих всех и вся, не замечая при этом, что корнем зла было всего лишь неприятие добра, то есть неверие в него.

Пока Глинский предавался философским умозаключениям, на столе стараниями официанта появилось столько кулинарных изысков, и у Никиты по-настоящему разгорелись глаза. Голодный желудок явно напомнил о своём существовании.

Собеседник Никиты жестом пригласил поучаствовать в обеде, да и сам начал оказывать кушаньям должное внимание.

– Так вот, – продолжал он, поддев изрядный кусок отварной рыбы Дориды, – коли не доверять ближним, тем, кто к вам с добром, то можно голодным остаться, можно сгореть в коммунистическом костре или быть проглоченным недоразвитым растением. Много лучше, мне кажется, сидеть за хорошим обедом, необременительно философствуя, понимая, что делаешь добро ближнему, запивая всё добрым глотком настоящего Фалернского.