Шрифт:
В. П. (к В. И.): Ты хочешь, чтоб школьные сочинения на ротапринте издавались?
В. И.: Лучшие? А почему бы нет… (Наклоняется к В. П.) Ты помнишь свою «Бетонную грудь»? Когда она вышла?
В. П. (озирается): В 50-х…
В. И.: В начале 50-х. И тираж у нее был – дай боже. И я тоже, грешен, издал кое-что… Так что и иные школьные сочинения – почему бы нет?
В. П.: Ну и память у тебя… Опять он!
ЧЕЛОВЕК У ПОДОКОННИКА (подходит к Вовику): Вы меня очень обяжете, если ссудите еще пару листков.
ВОВИК (вырывая листки из блокнота): Пожалуйста… Вам совсем не интересно, что здесь происходит?
ЧЕЛОВЕК У ПОДОКОННИКА: Что вы, очень интересно… Весьма благодарен… (отходит)
ГОЛОС 1-й: Не нужны тимуровские команды по литературным интересам. Рабочую группу из серьезных критиков…
ГОЛОС 2-й: Надо найти тех, кто способен бескорыстно заняться «пробиванием» рукописей…
В. И. (разочарованно): Как они трезво рассуждали…
В. П.: Вот именно – «рассуждали»! Смысл творчества – в создании произведений. Разговоры же о творческих исканиях в печенках сидят. Поиск самодовлеет. Все ищут, все выглядят непонятными, интересными до мистицизма…
В. И.: Милый мой, и от нас с тобой кое-что зависит. Допустим, комсомол даст деньги, помещение…
В. П.: И я буду три раза в неделю по три часа кормить их сахаром, как на арене… Избави бог. И так одурел от дел.
В. И.: Ну не ты, так другие…
В. П.: Но выступить-то надо, провалиться мне на этом месте. (Проваливается. Его исчезновения никто не замечает.)
БОРИС (обращается к В. И.): По-моему, окна запотели от выпущенного пара, провалиться мне… (Проваливается. Его исчезновения никто не замечает.)
В. И. (Виктору): А где тот странный человек?
ВИКТОР: Не знаю…
ВОВИК: Он навыдергивал еще чистых салфеток, полюбезничал вот с той дамой и – ушел… Ой! Смотрите! Ей плохо!
Виктор и В. И. подбегают к незнакомке и подхватывают ее, падающую в обморок. Вовик поднимает выпавшую у нее из руки записку и читает.
ВОВИК (читает): «… Жду вас в доме Ренкевича на Собачьей площадке, у Соболевского…» Ничего себе, финал!
СЛАВИК (вбегая): У рокеров аппаратуру отключили – отпад! Архитекторы… Что с тобой?
ВОВИК: Вот это финал репортажа!!!
СЛАВИК: Да что случилось?
ВОВИК (улыбается и напевает): «Былое нельзя воротить и печалиться не о чем…».
Конец первого, но, надеюсь, не последнего акта.
Патриарх
По всей видимости, скоро мне придется уйти на пенсию. Возможно, с конфискацией имущества. В этот непростой и ответственный момент моей жизни я обращаюсь к вам, мои дорогие дети, Ваня, Петя и Любочка.
Собрал я вас сегодня, чтобы поделиться своими мыслями, которые способны возникать лишь в пучине жизненного опыта, подобного моему. Собрал, чтобы предостеречь, посоветовать, поделиться наболевшим.
Ребятки! Совсем маленькими вы были, когда я, несмотря на романтические представления о воспитании, с которыми носилась ваша мать, приучал вас к реалиям настоящей жизни. Я не кричал на вас, когда обнаруживалось, что вы недодаете сдачу после покупки хлеба. Я понимал, Петя, твой интерес к почтовым маркам, радовался твоей сметливости: те, кто хотел меняться с тобой, должны были покрывать большие красивые дешевые марки своими неказистыми, но дорогими. Я не слишком сетовал на вашу нерадивость в школе – излишнее рвение только сушило бы вам мозги. Но теперь я понимаю, что ваша мать была не совсем неправа. Сейчас для того, чтобы жить, мало вертеться. Надо еще и кое-что знать. А ведь вы, мои дорогие, ни черта лешего не знаете.
Учились вы плохо и неохотно, и способность видеть дальше своего носа вам, к сожалению, неведома. Вы привыкли рассчитывать на вашего папу. Что ж, привыкли, так привыкли…
Помнишь, Ваня, какие характеристики ты получил после вытрезвителя? Глянешь – парень вроде в пионерлагере был, в утренниках принцев золотистых играл. Все папа.
Помнишь, Петр, как ты просадил в общежитии полторы тыщи в преферанс? Как тебя, шельмец, папа выручил?
А ты, Люба? Ну, о тебе не будем…
В этот высокий момент хочу в последний раз напомнить, что дал вам, кроме жизни – что, собственно, много ума не требует – еще и многое другое. У вас свои дома, машины, дачи. А главное, вы всегда чувствовали себя хозяевами жизни. И это для меня, отца, было самым важным.
Но сейчас буду говорить не об успехах и достигнутом, а о волнениях и тревоге.
Да, именно тревога томит душу. Тревога за вас, мои хорошие.
Вы по безалаберности и неспособности анализировать и должным образом оценивать происходящее, не представляете, насколько неуютные могут наступить времена, если все пойдет как пошло.
Вы станете нос воротить от слов «научный прогресс», «усиление контроля», «повышение качества», и тому подобное. А ведь это вас касается вплотную.
Ваня, сначала о тебе. Знаешь ли ты, что твоя профессия скоро стать неперспективной? Как только «фанту» и «пепси-колу» начнут продавать автоматы – ты вымрешь как динозавр. Ты это знаешь? Я тоже не знал – да тут из-под сукна достали проект, и все идет к тому, что его утвердят. И плакали твои тысячи! Автоматом ты не станешь – не та школа. А и свои законные гривенники не приверетенишь. Так что надо менять квалификацию. Да и в людном месте работаешь, – это нынче опасно.